Иду домой, с трудом передвигая ноги, и пытаюсь себя успокоить: ну что ж, если это Виктор так повлиял на ситуацию, то может оно и лучше — он хотя бы слабых не обижает. Переживу…
Глава 20
Прошло уже несколько недель, а меня так никто и не нашёл…
Начинаю думать, что я никому особо и не нужна. Так, попробовали, — не получилось. Никто на меня не клюнул, спасать сломя голову, не прибежал, рисковать ради меня никто не захотел. Обидно на самом деле, но лучше уж так, наверное, чем ждать и надеяться. Не верю больше в чудеса и ничего не жду. Ещё бы в себя поверить, после всех неудач, которые у меня были. Это непросто…
Изо всех сил стараюсь радоваться жизни. Получается пока не очень, но я пытаюсь. Развлекаюсь, как могу.
Антона, вон в кино пригласила, за его счёт. Он с удовольствием согласился. Хороший он. Веселил меня, как мог. Но сердце совсем не откликается, молчит сердце. Ничего не могу с этим поделать. Может время не пришло. Подождать надо. Он, вроде и понимает всё, не настаивает ни на чём. Говорит, что френдзона его вполне устраивает, но неудобно же…
С Галей вечерами чаи распиваем, женихов её потенциальных обсуждаем. Антону иногда косточки перемалываем. Он ей нравится, кажется. Спрашивает меня постоянно про него. Я рассказываю, мне не жалко. Только он, что-то не сильно смотрит в её сторону. Даже её картошечка пожаренная на сале, как они в деревне привыкли, да котлеты домашние, его не очень вдохновили. Она расстроилась, когда он ей сказал, что жирное не ест и решила, с горя, на диету сесть. Не знаю, насколько её хватит, с её-то привычками, кушать пока плохо не станет. Но вроде держится. Взвешивается каждый день. Бегать, правда, со мной категорически отказалась. Повезло мне с ней: открытая, без двойного дна, и в душу не лезет. А я свою душу сама сейчас не понимаю, чтобы открываться кому-то. Не хочу.
Только я вроде успокоилась, Ирочка нарисовалась, вернув меня на грешную землю. Налог ей пришёл на машину и она по этому поводу, взрывала мне мозг почти час, рассказывая какая она на самом деле распрекрасная, и как она дело доброе хотела сделать, а теперь вот горемычная расплачивается за свою доброту. У меня ухо вспотело от её истерики, хотела даже напомнить ей, что она человек взрослый и решения сама принимает, — не стала, пожалела. Да и начальница она моя теперь, кто ж с начальниками ругается-то?
Пообещала ей разобраться с этим вопросом. Сама без понятия, как я буду разбираться. Не следователю же звонить? Даже думать о нём не хочу, после последней нашей встречи. Да и налог она уже оплатила, чтобы её не дай бог, к какой-нибудь ответственности не привлекли и теперь я ей денег должна. Она, слава богу, их с меня не требует сразу, может и подождать немного.
Ладно, разберусь как-нибудь, до следующего года. Найду способ.
Разозлилась после её звонка и помыла полы, футболкой Матвея. Моя любимая, когда-то, его футболка с оптимистичной надписью: «Life is better in shorts flip-flops», в которой я спала в первую нашу встречу, больше не пахнет Матвеем — она пахнет моющими средствами и служит мне половой тряпкой. Сильно лучше мне от этого не стало, но хоть что-то.
Упаковала все его вещи и затолкала глубоко в шкаф. Выбросить пока не решилась, но зато нюхать на ночь перестала. Отвыкаю…
Разместила своё резюме везде, где только возможно. Опять занялась испанским, дала объявление на переводы, может хоть что-то появится в ближайшее время.
Школа позволяет только квартиру оплачивать и с голоду не умереть. Дети, конечно, отвлекают от невесёлых мыслей, и мне нравится с ними работать. Но денег особых не приносит. А мне деньги нужны.
Боже, как же мне нужны деньги. Брата нужно вытаскивать. Должок у меня перед ним.
С младшим братом у нас разница в восемь лет. И, по большому счёту, мы никогда не были с ним близки. В детстве в мои обязанности входило следить за ним, и я его временами за это жутко ненавидела. Потому как, когда мои друзья шли в кино, я сидела с ним. Когда все гуляли, я вынуждена была гулять с ним. Когда я закончила школу, я сразу уехала и наше общение, практически прекратилось. Мы даже не созванивались с ним никогда, только с праздниками друг друга поздравляли, да и то, почти всегда через мать или через старшую сестру.
Он в детстве, был вредным, капризным и маминым любимчиком, обижать его было нельзя — чревато.
Кроме того, что он занимался карате, на которое я его должна была водить, я про него ничего и не знала. Даже когда я домой приезжала, мы с ним не общались. Не было у нас точек соприкосновения, настолько мы были разными.
Но когда мне сестра позвонила и сообщила, что Пашка влип в неприятную историю — я была в панике. Мать тогда попросила у меня денег на адвоката, но Матвей не обратил внимания на мои просьбы. Больше мне не к кому было обратиться, и я закрыла свою боль и переживания глубоко в себе, да ещё и заболела сильно. Матвей же больше не поднимал этот вопрос. Я списала его молчание на возраст — молод ещё, ему всего двадцать.
Моему брату сейчас двадцать и он сидит. Чёрт!