Опасное семейство

Турецкий смеялся, слушая рассказ Поремского. И, может, впервые его словно укололо странное чувство, похожее на ностальгию по себе любимому — такому же, как Володька, молодому, отчаянному и нахальному. Но также, как почти полтора десятка лет назад, бесшабашность поступков тут же подверглась сухой логике анализа — все ли было сделано в пределах необходимости и нет ли здесь некоего самообмана, продиктованного эмоциями момента?

Он прослушал запись разговора с Анастасией Сергеевной, отметил для себя отдельные эпизоды ее повествования, ухмыльнулся по поводу некоторых, слишком уж явных ее интонаций, чем немедленно вверг Поремского, внимательно наблюдавшего за реакцией шефа, в краску.

Когда кассета закончилась, Александр Борисович снисходительно похлопал Владимира по плечу и заметил, что запись качественная, фактура имеется и ее следует еще раз внимательно прослушать и проработать. А потом с улыбкой добавил:

— Что ж это ты, брат, совсем загнал дамочку?

— Да с чего вы взяли? — окончательно смутился Поремский.

— А ты послушай, как она дышит. Ни фразы не произнесла без придыхания. Или это у нее такая манера разговора?

— Не знаю, я не заметил…

— Ладно, будем считать, что она всегда так разговаривает. Значит, говоришь, это не твоя, а ее была инициатива?

— Ну-у… я был, во всяком случае, не против. А с чем связан ваш вопрос?

— Исключительно с моментом истины. Хочу понять, она была искренна с тобой или, пользуясь подходящей эмоциональной ситуацией, ловко вкручивала нужную им версию? Ты-то сам что думаешь?

— А зачем ей врать? И вообще, она рассказывала об отце и об акциях как о давно прошедшей и фактически забытой части жизни, возвращаться к которой она не собирается. И вспомнила об этом только потому, что я спросил… Да и то — расслабилась от души, сняла напряжение…

— Ну, это уж тебе судить, — хмыкнул Турецкий. — О чем еще договорились? Вне протокола, — показал он на диктофон. — Кстати, было бы неплохо оформить это дело официально, на всякий случай.

— Александр Борисович, нехорошо получится, я обещал ей, что запись нигде фигурировать не будет. Да вы и сами слышали… в разговоре.

— Меня не эмоции в данном случае интересуют, а чистая фактура. Тот материал, который касается юристов, семейства Киреевых, дяди Толи, понимаешь? А насчет акций ты прав, если все было проделано по закону, нам незачем вообще поднимать эту тему. Но вот по закону ли — без четкого ответа на этот вопрос мы обойтись не можем, и в любом случае пришлось бы им заняться. Поэтому выбери нужное, оформи, как положено, а она пусть подпишет. Это и ей пойдет на пользу — мол, сама Генеральная прокуратура не имеет претензий. На будущее. Если, говоришь, она — умная женщина, значит, поймет. Ты мне пока запись оставь, я ее еще разок внимательно прослушаю… А что ты думаешь по поводу того юриста?

— Вы имеете в виду адвоката, оформлявшего сделку?

— Ну а кого же еще? Чей он, откуда взялся? Почему именно его посоветовал ей Трегубов? Вопросов к нему у нас наберется немало.

— По ходу, вы слышали, я не уточнил его фамилии, но такая возможность всегда есть. Сделаю.

— Не только сделай, но и возьми его в оборот. Либо мне отдай, я с ним побеседую. И документы по поводу той сделки изучи максимально внимательно, они должны у нее быть. Чем объяснить этот твой интерес — тебя учить не надо. Да, и последнее. Номер той «шестерки», что ты запомнил, не вымышленный, есть хозяин. Это пенсионер с Садовой, у которого, видимо, еще вечером увели машину, но пропажу он обнаружил только утром, о чем и заявил в милицию. Машина была найдена в районе Портовой улицы целой и невредимой. Типичный бандитский почерк, хорошо хоть, что не сожгли за ненадобностью, оказывается, еще совесть встречается у местных отморозков. Или ты их сильно перепугал.

— Ну да, испугались они, как же! А как нашли?

— Спасибо Владилену Егоровичу, это его ребятки постарались. А ты будь внимательнее. Зачем охрану отослал?

— Ну, торчали б они полдня под окнами, разве хорошо? А так я и за себя спокоен, и они не отсвечивали. У Рюрика как дела?

— Елагин — молодец, — ответил Турецкий, — он жестко ведет свою линию…

2

С раннего утра Рюрик вместе с сотрудниками угрозыска и двумя понятыми явился в «Белый лебедь», на виллу, где вместе с супругой проживал господин Киреев-младший.

Со стороны новой охраны, взамен той, что уже парилась в местном СИЗО, возражений не возникло. Вероятно, слухи о суровом и бескомпромиссном следователе из Москвы, который наводил на вилле шмон, достигли ушей всех сотрудников вневедомственной охраны, и спорить с москвичами никто не захотел. Просто старший наряда посмотрел документы, пожал плечами и приказал поднять шлагбаум. Он даже, как заметил Елагин, не побежал в свою будку к телефону— докладывать хозяину. Спросил только, причем без видимого интереса:

— Вы ж, говорят, вчера были? Чего еще-то надо?

— А это мы посмотрим, — ответил Рюрик и показал рукой водителю «рафика», чтобы тот ехал прямо к гаражу. И добавил уже охраннику: — А вы господину Кирееву все же сообщите о нашем прибытии. Пусть придет в гараж, ему будет интересно.