Спокойные, строго научные рассуждения Тернера были помещены на той же полосе вместе с его фотографией, где хорошо видна была и пещера. Материалы эти, при всей своей контрастности, явились, можно сказать, образцом дипломатичной объективности. Тернер постарался, чтобы репортер как следует понял все аспекты данной проблемы, и постоянно кормил его легко усваиваемой, но обширной информацией с легким привкусом бережного отношения к экологии вообще и данной экосистеме в частности. Они подолгу сидели у очага в пещере Тернера, пили вино, вели беседы о политике и совершали длительные прогулки по окрестностям.
Первым, кто позвонил Тернеру после этой публикации, оказался сам Кампмюллер, обрадованный своим новым статусом знаменитости и спешивший поздравить Тернера с тем же. Тернер был не слишком разговорчив и отвечал сдержанно, тем более что телефон все время потрескивал. В итоге он пообещал Кампмюллеру как-нибудь заехать и выпить вместе и распрощался. Положив трубку, он некоторое время озадаченно смотрел на нее, потом улыбнулся и медленно покачал головой. Вторым позвонил Пол Стандер, который сообщил, что прибыли гончие — свора из шести биглей-полукровок, натасканных на лисиц, а также на каракалов и шакалов, но желательно их использовать на открытой местности. Тернер спросил, как эти коротконогие собаки будут управляться в лесу, и Стандер ответил, что не знает. Третьим в тот день позвонил сам директор департамента. Тернер слегка растерялся и занервничал, когда услышал голос директорской секретарши, однако, понимая, что дело тонкое, быстренько растолковал суть опубликованной статьи заместителю директора, чтобы не думать больше о грядущих неприятностях, и принялся неискренне флиртовать по телефону с секретаршей, находившейся от него на расстоянии пятисот километров. Он легко мог представить себе выражение ее лица, особенно когда она спросила насчет пещеры, и постарался изобразить свое романтическое жилище как настоящий языческий храм.
— Ну, ты у нас становишься прямо настоящим чиновником, Клиф. Что ж, за все приходится платить. — Барри Мейсон, главный лесничий Боснека, прислонившись к дверному косяку, выбил свою трубку и вошел в комнату. — Извини, я вовсе не собирался подслушивать. Просто зашел спросить, не хочешь ли ты кофе. У тебя что, неприятности?
— Привет, Барри, садись. — Тернер закурил. (Лесничий присел на краешек письменного стола, качая в воздухе ногой в тяжелом ботинке.) — В какой-то степени ты прав. Во всяком случае, одна из «шишек» департамента скоро на нашу голову свалится. Возможно, даже поживет у меня какое-то время. — Он улыбнулся и покачал головой. — Но главная неприятность — этот леопард, черт бы его побрал!
— Ну, я-то всего-навсего за деревьями приглядываю, они у меня не кусаются. Да ты не волнуйся, парень, я тебя в беде не брошу. Пойдем-ка выпьем кофе, а может, Сьюзи нас и еще чем-нибудь вкусным угостит.
Расставшись с лесничим, Тернер присел за маленький сосновый стол и принялся тупо водить ручкой по листку из записной книжки: обвел кружком телефонный номер, потом на месте кружка изобразил покрытую листьями лиану, а оба нуля превратил в стволы двустволки. Из одного ствола у него торчал цветок подсолнечника, а из другого вылетал зигзаг молнии. Он обвел эту картинку рамочкой, потом изобразил — довольно похоже — голову леопарда, закрасил ее черной шариковой ручкой и под этой головой написал: «Джин Джин Джин Джин Джин».
Глава одиннадцатая