Опасное сотрудничество

Я снова посмотрела, как пульсирует вена у его горла, и услышала эхо в моих собственных ушах. Я сглотнула, мои губы приоткрылись. Теперь я поняла. В этот самый момент все замедлилось, и само время, казалось, затаило дыхание. Это был момент, чтобы исправить все, что я порвала. Мне оставалось только признаться. Три коротких слова стояли между нынешним убожеством и истинным блаженством, если б я открыла ему душу.

Я оттолкнула его ради него самого, убеждала я себя. Нет, я лгала, когда называла собственную трусость актом щедрости. Не ему нужно изгнать призрак Кэролайн, я была той, кого она преследовала, эта красавица-чудовище с душой, темной как грех. Это я дрожала при мысли, что меня будут сравнивать с ней и найдут, что во мне чего-то не хватает. Несмотря на все мои бравурные проявления уверенности, Кэролайн стала моим bête noire[16], разбивая веру в себя. Больше всего на свете я боялась ранить того, кого любила.

Но довольно! Огонь потрескивал в камине, часы забили полночь. Я считала удары, поклявшись себе, что когда пробьет двенадцать, и исчезнет последнее эхо, я раскрою свое сердце и наконец скажу правду.

Один. Предварять ли признание извинением за мою капризность? За случайные травмы, которые я ему нанесла?

Четыре. Как могли секунды пролететь так быстро? Мое сердце билось быстрее, каждый удар быстрее, чем бой часов.

Семь. Несколько секунд осталось, прежде чем я заговорю и навсегда изменю нашу жизнь.

Десять. Еще два удара, и я должна заговорить. Но как начать?

Одиннадцать. Стокер.

Двенадцать. Пора.

Я глубоко вздохнула, мои губы приоткрылись, радость и трепет растянули мое сердце так полно, что я едва могла удержать его в себе.

Внезапно Стокер повернул голову и встретился со мной взглядом.

— Ты была совершенно права, Вероника, — промолвил он непринужденным тоном.

— Я… извини, что ты сказал? — Я начала говорить, вытолкнув из себя несколько слов, но не более того. Его замечание плавно перерезало мои слова.

— Прошлой ночью, то, что ты сказала о Кэролайн. Я не желал слушать, и, осмелюсь заметить, продемонстрировал сорок вариантов хамства, но ты права.

Я почувствовала головокружение, тепло огня внезапно стало слишком горячим, a мои руки и ноги — очень холодными.

— Я права?

Стокер улыбнулся, это был призрак его обычной улыбки.

— Не принимай победу слишком близко к сердцу и не господствуй надо мной. Я не привык унижаться, мне это не по вкусу. Но ты была права.

Я заставила свой голос звучать легкомысленно.

— Обычное положение вещей, — заявила я с такой хрупкой улыбкой, что она казалась сделанной из стекла.

Он продолжил, не замечая мою пронзительную боль.

— Я много думал об этом прошлой ночью. Как всегда, ты знаешь меня лучше всех. Ты видишь во мне то, что я не могу видеть в себе, и это самая чистая форма дружбы.

— Дружбы, — отозвалась я слабым эхо.

Стокер наклонился вперед, пылкий в своей очевидной искренности.

— Дружбы. Я пришел к выводу: ты была права, настаивая, что мы должны сохранить нашу дружбу. Она превыше всего. Романтические наклонности, физические импульсы, это момент. Они не длятся подобно настоящему общению.

— Как собака, — сказала я удрученно. Я значу для него чуть больше, чем Гексли, послушный друг по оружию, ждущий сигнала, чтобы присоединиться к его предприятиям. И если заработаю, меня погладят по голове и дадут мозговую косточку за усердие.

— Для меня ново — считать женщину моим самым близким доверенным лицом. Я не всегда ценил дух товарищества в представительницах слабого пола. Не всегда был готов выслушать совет женщины, но иногда ты так похожа на мужчину, что я обнаруживаю желание прислушаться.

— Я похожа на мужчину, — тупо повторила я.

— Ну, конечно, не внешне, — пояснил он, все еще трезвый как пастор. — Но манерами. Ты откровенна и прямолинейна в разговоре, не играешь ни в одну из тех игр, которые так обожают дамы. Предлагаешь лишь правду, какой бы болезненной она ни была.

Я исследовала его лицо в поисках злости или сарказма, но в этом открытом, бесхитростном взгляде не было ничего, кроме убежденности.

— Я начинаю себя чувствовать фанатичной поборницей строгой дисциплины, — пробормотала я, заставляя слова преодолеть боль в груди.

Стокер мило улыбнулся.

— Нет, отнюдь. Скорее похожа на преданную гувернантку, всегда готовую дать необходимое лекарство, независимо от того, насколько оно противно.

У меня не нашлось разумного ответа на это наблюдение, поэтому я промолчала. Я лишь смотрела на огонь и желала быстрой и безболезненной смерти.

Он зевнул и потянулся.

— Господи, уже поздно, я должен позволить тебе лечь спать. Просто хотел подтвердить справедливость твоих замечаний прошлой ночью. Мне грозила опасность сделать из себя большого дурака, но ты оттащила меня от края пропасти. Спасибо за это.

— Что ж, я кое-что знаю о том, как дурачить себя, — я говорила с притворной небрежностью, пробуя на языке слова, горькие как смола.

Он встал и протянул руку.