Опасное влечение

То, как он переминался и менял положение рук, напомнило Кейт движения белки. Нет, раненной белки.

— Очень любезно с вашей стороны. Очень. Боюсь, у меня есть дела, вот что. Да, дела. Извините, — и мистер Лори умчался по коридору.

— О, но… — Мирабель помолчала. — Как странно!

— Еще более странно то, что ты пригласила его, — отозвалась Кейт. — Зачем вообще ты это сделала?

— Почему бы нет?

— Это ведь чай для леди.

— Я сделала это из вежливости. — Мирабель удивленно посмотрела на Кейт. — Тебе не нравится мистер Лори?

— Я едва его знаю.

— Поэтому я пригласила его на чай — чтобы ты могла получше узнать его. Это очень приятный человек.

Кейт заметила, что мистер Лори бросил опасливый взгляд через плечо, прежде чем исчезнуть за углом.

— Он какой-то нервный, — сказала она.

Мирабель нахмурилась:

— Просто держится немного скованно в твоей компании, вот и все. Я уверена, что он преодолеет свою застенчивость благодаря более близкому знакомству.

Кейт удивилась: как можно вообще быть в этом уверенной? Она решила не спрашивать об этом, чтобы Мирабель не восприняла это как вызов. Последнее, чего она хотела, — это чтобы и ее мать, и ее невестка пытались регулярно навязывать ей компанию мистера Лори.

Хантер стоял перед Поллтон-Хаус и сердито смотрел на входную дверь.

Он никогда не смотрел сердито на неодушевленные предметы, но сейчас он чувствовал потребность смотреть сердито на что-нибудь, и ему попалась на глаза эта чертова дверь.

Он скучал по Кейт, пока был в городе.

Меньше суток он не видел ее и уже скучал.

Он был потрясен. Он никогда ни по кому не скучал. У него были любовницы ослепительной красоты, остроумные и исключительно ловкие в постели. По делам он регулярно уезжал из дома, бывало, что и на несколько недель, но разве он когда-нибудь скучал хоть по одной из этих женщин? Нет.

Он использовал чертовски хорошие способы избегать скуки, так как когда человек скучает, это значит, что он сильно привязан, а сильная привязанность порождает неразумные чувства, такие как симпатия и потребность, и даже любовь. Всего этого он избегал в своей взрослой жизни, опасаясь, как чумы.

Легкая привязанность была приемлема. Такая привязанность, которая позволяла установить дружеские отношения и решать повседневные проблемы. Такая привязанность, которой можно лишиться, не чувствуя при этом, что твое живое, бьющееся сердце вырвали из груди.

Это последнее сравнение показалось ему немного мелодраматичным, но будь он проклят, если оно не было точным! Он до сих пор чувствовал отголоски той боли, когда вспоминал. Он взял за правило не вспоминать.

Он взял за правило не привязываться сильно.

И все же через час после того, как он покинул поместье, он мог думать только о том, как бы побыстрее вернуться к Кейт. Он хотел смотреть в ее нежные голубые глаза, хотел слышать ее легкий смех и видеть, как свет свечей золотит ее белокурые волосы.

Он думал о ней, даже общаясь с лордом Мартином, но, возможно, чтобы не вырвать у Мартина его болтливый язык. Он представлял, как вытаскивает шпильки из волос Кейт и смотрит, как пряди рассыпаются по ее плечам. Он представлял, как перебирает пальцами распущенные волосы. И он представлял, как погружает пальцы в ее волосы и притягивает ее к себе, чтобы поцеловать. Это была ненавязчивая фантазия, слегка эротичная и вполне управляемая.

Но сегодня его смущало то, как сильно он жаждал услышать ее смех, и… Боже, помоги! Он даже думал о ее носике. Ее носике! Ни один мужчина не мечтает о женском носике. Это неестественно.

Просто на самом кончике носика Кейт была маленькая восхитительная ямочка. Вернее, едва заметная линия, которую не видишь на расстоянии больше чем один дюйм. На расстоянии одного дюйма от Кейт…

«Черт возьми!»

Это нужно прекратить. Он справится с этим. И было только два способа сделать это. Первый и самый надежный — просто уйти. Безусловно, по прошествии некоторого времени и на расстоянии он смог бы видеть перспективу. Возможно. Он никогда не будет знать это наверняка, потому что он не собирался уходить. Отчасти потому, что он выполнял задание, но преимущественно потому, что уйти значило отступить, а отступление, даже стратегическое, было против его природы. Он хотел выиграть, а не сдаться. Он бы не вытащил себя из низов общества, если бы признавал поражение перед каждым препятствием, которое попадалось ему на пути. Он занял свое место в этом мире, отодвигая, разрушая или просто игнорируя эти препятствия.