«Как степь? — Избасар хочет спросить, про какую степь вспомнил Киров. — Вдруг про ту, что обхватила, словно подковой, родной Алатау. Вдруг про нее?» Но приятное волнение от встречи все не может улечься еще. Оно толчками поднимается из глубины души. И Избасар все не решается задать вопрос про степь. А тут еще сознание обжигает мысль, что не доложил, не отдал рапорт. И, забыв про шлем, который успел уже стащить с головы, Избасар вскидывает к виску ладонь и громко, как учил ротный, докладывает:
— Явились по вашему приказанию…
Щелкают каблуками и замирают навытяжку Кожгали с Ахтаном.
— Красноармейцы 291-го полка Избасар Джанименов, Ахтан Мухамбедиев, Кожгали Джаркимбаев.
Рапорт излишне громкий. Но Киров ободряюще кивает головой и показывает на сидевшего за столом узкоплечего человека в очках, которого никто из троих не заметил почему-то.
— Знакомьтесь, друзья. Это товарищ Брагинский, начальник военной инспекции.
Брагинский щурит близоруко глаза, сдвигает на лоб очки и густым рокочущим басом говорит:
— Поближе, поближе подсаживайтесь!
Первым, забыв надеть ремень, двигается в распущенной рубахе к столу Ахтан. Кожгали дергает его за подол и шепчет:
— Уй, совсем расседлался! Наряд хочешь получить?
Ахтан бегом возвращается к вешалке, хватает ремень, надевает его и движением пальцев привычно сгоняет назад гимнастерку, чтобы не морщила спереди, и, виновато покашливая, присаживается на крайний стул.
Брагинский почему-то обращается к нему:
— Вы из Гурьева?
— Жил в Гурьеве, — облизнув губы, отвечает Ахтан и переводит взгляд на Кирова.
— Рыбаки? — подхватил вопрос Киров.
— Я ловец, — ответил Избасар.
— Судно самостоятельно приходилось водить?
— Водил. Далеко, через весь Каспий водил.
— А вы?
— Избасар скажет, — замялся Кожгали. — Он старший, скоро будет командиром, по-русски знает лучше, пусть говорит.
— Что же, говори ты, если друзья доверяют, — улыбнулся Киров, переходя на «ты». — Хорошо их знаешь, надеюсь?
— Конечно, знаю. — Избасар показал глазами на Ахтана. — Рыбачил немного, когда в Ракуши попал. Лодку, парус немного понимает, а другой, — и кивнул на Кожгали, — совсем не понимает. Он около Или жил.
— Чабан был, — пояснил Кожгали.
— Это хуже, — вскинул брови Брагинский. — Надо бы еще хоть одного рыбака из Гурьева.
— А что хочешь с нами делать? — не удержался от вопроса нетерпеливый всегда Ахтан.
— Думаем послать вас в Гурьев.
— К белякам? — недоверчиво посмотрел Избасар на Кирова.
Киров вышел из-за стола.
— Очень надо, чтобы побывали вы там, — задумчиво потер он переносицу. — Очень надо. Мы понимаем, как это опасно, но…
— Любой из вас может отказаться, поскольку риск для жизни большой, — вклинился в паузу Брагинский.
— Конечно, — кивком головы подтвердил сказанное им Киров и взял со стола телеграфный бланк. — Но кому-то придется рискнуть. Вам, я думаю, известно, зачем нужна республике и Красной Армии нефть. А от нефти мы отрезаны. Она в Гурьеве. Там хозяйничает Деникин и англичане. Без нефти нам трудно. Кто из вас видел наши аэропланы?
— Все видели, — подтвердил Ахтан. — Три аирплана есть.
— А знаете, почему они уже вторую неделю не могут подняться в воздух?
— Непть кончилась, — вздохнул все тот же Ахтан.
— Не непть, бензин, — поправил друга Избасар.
Правильно. Нефть нужна нам как воздух, — Киров с жаром заговорил о стоящих возле причала моторках, о бездействующих станках, которые не могут работать без мазута, о потушенных топках электростанций.
— Все наши дальнейшие успехи во многом зависят от того, достанем или не достанем мы нефть, — сказал он в заключение и, секунду помолчав, добавил, взмахнув бланком. — А рискнуть надо. Об этом нас просит Ленин. Владимир Ильич. Он вот здесь пишет, — и Киров, показав глазами на бланк, прочел: «Надо поскорее завоевать устье Урала и Гурьев для взятия оттуда нефти. Потому, что нужда в нефти отчаянная».
— Погоди! Ты сказал Ленин! — вскочил с места Ахтан. — Почему тогда говоришь, можем отказаться. Кто откажется, если Ленин просит? Кто, скажи?
— Чего надо делать в Ракушах? — поднялся вслед за Ахтаном со стула Кожгали.
Избасар протянул к телеграмме руку, и скобка усов на его верхней губе дрогнула от волнения.
— Покажи, товарищ Киров. Очень хочу посмотреть, как Ленин пишет. Никогда не видел.
— А ты грамотный?
— Грамотный, грамотный, в ликбез все ходим, — ответил за Избасара Кожгали и тоже потянулся к телеграмме.
Они подержали ее поочередно в руках, с великим трудом разобрали слова «Гурьев», «Ленин» и торжественно вернули телеграмму Кирову.
— Как пишет!
— Про наш Гурьев написал.
Киров подвел их к большой карте, занимавшей полстены, и какое-то время молча разглядывал жирную красную черту, убегавшую от Астрахани. Вот она линия фронта. И вся нефть по ту сторону. Без нее задыхается республика.