— Погодите, Виктор Васильевич, — отмахнулся Андропов. — Я потом вам дам слово. А пока я попрошу товарища Федорчука огласить информацию, содержащуюся в Особой папке № 31.
Федорчук, обрадованный предельно четкой командой, выудил из кучи мятых листочков необходимый и прочел текст, почти не запинаясь.
На сей раз молчание присутствующих стало почти похоронным.
— Ну что же, давайте обменяемся мнениями, — с тяжелым вздохом предложил Андропов.
Опять возникла пауза. В конце концов молчание нарушил один из двух Михаилов Сергеевичей. Горбачев.
— Все это похоже на фантастику, — высказался он. — Может, и не спрятано в столице никакой бомбы? По-моему, это блеф, Юрий Владимирович. Кто-то нарочно хочет нас запугать. Возможно, мы вообще зря сообщили об этом звонке Леониду Ильичу. Он ведь и так последнюю неделю себя неважно чувствует, Чазов от него ни на минуту не отходит…
Андропов отрицательно покачал головой:
— Боюсь, что бомба существует, хотим мы того или нет. Просто мы до сих пор почти ничего не знаем о ней. И — что самое неприятное — мы до сих пор не знаем, кто может об этом знать. Курчатов слишком рано умер и, похоже, унес тайну с собой…
— Но ведь, кроме Курчатова, есть и другие, — осторожно сказал Михаил Сергеевич.
— Кто же, например? — осведомился Андропов, глядя на смельчака в упор. Тишина в кабинете стала зловещей. Все поняли, кого именно имел в виду Горбачев, и всем стало не по себе. Федорчук, окончательно смяв свои секретные листки, хищно уставился на Горбачева, с профессиональным интересом ожидая, когда будет названа ужасная фамилия ссыльного академика.
Некоторое время в кабинете было тихо, и Константин Устинович искренне понадеялся, что самый молодой член Политбюро дипломатично промолчит, не станет лезть на рожон. Константину Устиновичу нравился Горбачев. Черненко не хотелось, чтобы у того были неприятности.
К счастью, ответить Горбачеву помешал назойливый телефонный зуммер. Юрий Владимирович поморщился, затем все-таки снял трубку и некоторое время слушал. Лицо его постепенно прояснялось.
— Так, — сказал он, наконец, — так… Отлично… Молодцы… Да, конечно, представьте список, и все будут награждены… Так, жду.
Андропов аккуратно положил трубку на рычаг и, улыбнувшись, сказал присутствующим:
— Все обошлось. Ложная тревога.
Люди, собравшиеся в кабинете, возбужденно заговорили, смеясь, перебивая друг друга. Неуместная выходка Горбачева была сразу же забыта — по крайней мере, до тех пор, пока не понадобится ее вспомнить. Константин Устинович даже ощутил нечто вроде легкой симпатии к недотепе Федорчуку. Симпатии, впрочем, непонятной и очень кратковременной.
— Минутку, товарищи, — продолжил Андропов, поднимая руку. Веселый шум в кабинете стал быстро стихать. — Я очень рад, что все так быстро закончилось. Звонивший действительно оказался сумасшедшим, его засекли при попытке позвонить вторично. Ни к какой бомбе, ни к каким физикам он отношения не имеет. Насколько я понял, он просто несчастный псих. И у него отнюдь не вялотекущая, — Андропов бросил взгляд на Федорчука, — а самая что ни на есть натуральная шизофрения… Хорошо, оперативно сработали парни из «девятки», да и московское ГУВД показало себя на высоте… Я думаю, Виктор Васильевич, со своей стороны, поощрит отличившихся милиционеров.
— Непременно, — бодро сказал Гришин, моментально превращаясь в именинника. — Московский городской комитет наградит всех ценными подарками…
— Ты уж не жмись, — под общий смех проговорил Андропов, весело поблескивая очками. — Знаю я твои ценные подарки: часы да чернильные приборы. Ты уж расстарайся, отвали сыщикам что-нибудь посущественнее. Телевизоры там или путевки в Болгарию, на Золотые пески.
— Телевизоры хорошие есть в премиальном фонде Моссовета, — замахал руками Гришин. — Они и дадут… Мы только попросим, и они сами все дадут и еще спасибо скажут, что попросили.
Смех вокруг стал еще громче; даже помрачневший было Горбачев заулыбался вместе со всеми.
— А я вот давно спросить хочу, — произнес Константин Устинович, стараясь преодолеть шум. — Кто-нибудь из вас знает стихотворение:
Если знаете, скажите, что дальше-то там? Вертится в голове, а вспомнить никак не могу.
— Что-то знакомое, — пожевал губами довольный и счастливый Гришин. — Исаковский или Лебедев-Кумач. Я в детстве точно знал, а сейчас забыл.
Андропов прищурился:
— Я вроде помню еще две строчки. Сказать?
— Ну да, ну да! — закивал Константин Устинович.
Тогда Андропов продекламировал с выражением:
Слова его были внезапно прерваны новым телефонным зуммером.
— Андропов у аппарата, — весело сказал Юрий Владимирович в трубку. — Что-о-о? — Тон его голоса мгновенно изменился, и он начал приподниматься с места, не выпуская трубки из пальцев. Смех и разговоры в кабинете тут же стихли, и все вокруг, еще ничего не понимая, стали подниматься со своих мест.