Опасность

Во время обеда потревожить Главного мог только камикадзе. В любое другое время Главный был вполне доступен, приветлив, демократичен (хотя само слово «демократия» терпеть не мог), к нему можно было ворваться без приглашения, без звонка и даже без стука… Но только не между часом и половиной третьего. В эти часы целый этаж дома в Костянском переулке замирал: корреспонденты и литсотрудники ходили на цыпочках, девочки из секретариата совершали по коридору сложные балетные па, чтобы успеть быстро разнести по отделам гранки и при этом не издать ни единого звука, а со случайными посетителями даже при закрытых дверях старались изъясняться конспиративным шепотом, еще лучше — с помощью азбуки для глухонемых. Даже бачок в туалете приучен был с часа до половины третьего не скрежетать, как обычно, а нежно, по-голубиному, ворковать…

И вдруг ритуал был злодейски нарушен. Без десяти два на этаже показался припорошенный снегом человек в тулупе, кроличьей шапке на два размера больше, в невероятных альпинистских ботах на платформе и левисовских джинсах. Снежный человек, наплевав на приличия, шумно пробежал вдоль по коридору, волоча за собой огромную кожаную сумку. Боты, очевидно, были снабжены острыми металлическими подковками или шипами из нержавейки, а потому производили отчетливый цокающий звук, как будто по редакционному паркету мчался мустанг-иноходец. Шумный человек был очкаст, очки запотели, и, прежде чем добраться до редакторской двери, возмутитель спокойствия успел слепо ткнуться в посторонние двери, чертыхнуться, поздороваться, извиниться и, в конце концов, попасть туда, куда надо. Сотрудники отделов тем временем начали с ужасом выглядывать из кабинетов, предполагая, по меньшей мере, увидеть роту пьяных хунвэйбинов, но, узнав снежного человека, сочувственно переглядывались между собой: самоубийца, чистый самоубийца!

Сопротивление секретарши Главного человек с сумкой сломил, как тяжелый танк «Леопард», легко сминающий на учениях декоративные проволочные заграждения, и без семи минут два возник на пороге редакторского кабинета — заснеженный, мокрый, счастливый плюс улыбка в тридцать два зуба (тридцать своих и два искусственных).

Шумному человеку определенно повезло. Главный сегодня был донельзя благодушен. Когда дверь распахнулась, он как раз допивал свой кофе с молоком, принесенный из буфета, и одновременно дочитывал «Правду». Утром он ее просматривал навскидку, а во время обеда, не торопясь, изучал с красным карандашом в руках, высчитывал тенденции. Сегодня тенденции были более чем благоприятными, поэтому Главный не испепелил пришельца взглядом и даже не приказал вывести его и шлепнуть у ближайшей стенки. Мало того, он и не хряснул кулаком по бордовому тому энциклопедического словаря на столе (предназначенному специально для надлежащих распеканий нерадивых сотрудников) и не закричал, болезненно морщась: «Заявление — на стол! И чтобы духу твоего…» Он просто поднял глаза ох газеты и со вздохом попросил:

— Через полчасика, а? Видишь же, обедаю.

Снежный гость не пожелал ждать полчасика. Он быстро приблизился к столу, бросил шапку на одно кресло, а кожаную сумку — на другое. Затем пальцами наскоро протер очки и радостно выдохнул:

— Он! Возвращается!

Главный озадаченно отложил «Правду» вместе со всеми тенденциями и спросил с удивлением:

— Кто возвращается?

Пришелец опешил. Он-то был уверен, что его поймут с полуслова и не потребуется никому ничего объяснять. Тем более и времени не было для объяснений.

— Кто возвращается, Юра? — повторил Главный.

— Да академик же! — воскликнул пришелец Юра. — Сегодня, поездом. Умоляю, выделите мне разворот! Или первую полосу… Нет, все-таки лучше разворот: я дам на полосу снимков и на полосу очерк. Александр Борисыч, это ведь НАША сенсация. И «Комсомолка», и «Известия» будут молчать в тряпочку или дадут тассовку в десять строк. А мы — целый разворот! Грандиозно, правда?!

— Погоди-погоди, — начал было Главный. — Какой еще академик… — Тут вдруг до него дошло. Он почему-то снял очки, тоже медленно протер их салфеткой, водрузил на место и спросил, неожиданно перейдя на шепот: — На самом деле возвращается, официально?

Юра обиженно развел руками, словно глупый вопрос оскорбил лично его.

— Нет, неофициально, — ядовито ответил он, наплевав на всяческую субординацию. — В ящике под вагоном едет.

— Ладно, не петушись, — нахмурился Главный, бросая быстрый взгляд на телефонный аппарат с гербом на диске.

— Информация надежная?

— Из первых рук! — гордо объявил Юра. — Я дозвонился до Горького и сам с НИМ говорил.

— Ты дозвонился? — недоверчиво переспросил Александр Борисович. — Да ведь у НЕГО там не было телефона, я точно знаю.

— Не было, — радостно согласился Юра. — А теперь стал. Как только Горбачев с ним захотел поговорить, тут же и телефон провели. За два часа провели… Вру — за полтора!

Главный вновь поглядел на телефон с гербом, задумался, потом решительно снял трубку.

— Не доверяете? — понимающе усмехнулся Юра.