Опасность

Я, тем не менее, прикинул, сколько может стоить в Саратове ананас, мысленно приплюсовал к нему стоимость двух разбитых бокалов и выложил на поднос тележки необходимую сумму. Официант мельком взглянул на деньги и, видимо, посчитав, что сумма мала, продолжил свои призывы.

Вопли были услышаны. В коридоре возник, тяжело дыша, толстый милиционер в косо сидящей на голове фуражке. Он выглядел братом-близнецом толстого официанта, а может быть, и был им. Близнец нехорошо поигрывал резиновой дубинкой-демократизатором.

– Что здесь происходит? – одышливым голосом просвистел он. – Ваши документы!

Как я уже говорил, с милицией у нашей Конторы отношения сложные. Что же касается отдельно взятых ментов, специально прикормленных в ресторанах и гостиницах, то я их просто органически не перевариваю. Эти друзья стараются не высовываться при мало-мальски серьезных разборках. Пока группенфюрер Булкин беспрепятственно проникал в мой номер и баловался пистолетом, этот бравый фуражконосец, должно быть, пил пиво где-нибудь в холодке и плевал на безопасность постояльцев. Но зато когда перед ним были обычные, как ему казалось, граждане, он мог себе позволить проявлять профессиональную жесткость. Ничего не опасаясь. Такие стражи порядка чрезвычайно дорожат своими теплыми местами и все возникающие конфликты готовы решать не в пользу постояльцев. Но тут коса нашла на камень.

– Документы? – с угрозой переспросил напарничек Юлий и с удовольствием помахал своим МУРовским мандатом перед сержантским носом.

Тот с испугом отпрянул, подозревая самое страшное: ревизию, инспекцию, служебное расследование и увольнение из органов. Маленький кривобокий шибздик с серьезным документом в руке выглядел особенно страшно.

Заскрипели колеса тележки: официант, от греха подальше, решил увезти свою пищевую колымагу на колесиках. Он был уже рад, что отделался легким финансовым испугом.

– Я – капитан Маковкин из Московского уголовного розыска, – говорил меж тем Юлий. – В вашей гостинице мой коллега чуть не стал жертвой вооруженного террориста. Вы понимаете, сержант, чем это лично вам грозит?

Окончательно уничтоженный сержант был в состоянии только слабо промычать что-то в свое оправдание. Хотя всем было понятно, что никакого оправдания ему нет и быть не может. Скорее всего, до сих пор он имел дело, в худшем случае, с местными хулиганами или проститутками. Но уж никак не с террористами и не с карликового вида суровыми московскими капитанами.

– В общем, так, – закончил свою обвинительную речь Юлий. – Я сейчас медленно спускаюсь на первый этаж, а вы мчитесь бегом и вызываете наряд. Террорист уже в наручниках дожидается вас здесь, в нашем номере. И если через пятнадцать минут наряда здесь не будет, то через шестнадцать минут здесь не будет вас. Обещаю. А теперь – выполняйте! Бего-о-ом, марш!

Толстый сержант припустился по коридору. Резиновую дубинку он почему-то держал в вытянутой руке, как эстафетную палочку, которую срочно требуется кому-то передать. Юлий, махнув рукой, – дескать, надо за ним присмотреть! – неторопливо двинулся вслед. Небольшая пауза была весьма кстати: время от времени просто необходимо отдыхать от такого напарничка. Спокойствия ради.

Я открыл дверь и вошел обратно в номер. Группенфюрер, оглушенный ананасом, начинал постепенно приходить в себя и уже слабо шевелился. На свои металлические браслеты он еще глядел с недоумением, как бы не желая поверить в оковы на собственных руках. Самое время было поговорить.

– Очухался, Булкин? – спросил я.

Неистинный ариец ответил мне вялой матерной фразой. Потом еще одной. Чтобы немного приглушить булкинскую нецензурщину, я включил телевизор и дождался, пока на каком-то из каналов полуголая девица в широкополой шляпе не запела нечто заунывное, односложное. Вроде «блю-блю-блю-блю…» Теперь под эту песенку группенфюрер может выражаться сколько влезет.

– Ну, давай, Булкин, – разрешил я. – Выругайся еще. Может, полегчает?

Пленный садист-пистолетчик покосился на теледевицу и затих.

– Отлично, – похвалил я группенфюрера, а затем показал ему циферблат своих наручных часов. – Теперь слушай. Через пятнадцать минут сюда явится милицейский наряд, поэтому времени на размышление у тебя уже нет. Если ты мне сейчас очень быстро расскажешь об этих добрых людях, которые тебя наняли, я тоже буду добрым. Забуду, что ты мне угрожал. И тогда у тебя – только незаконное хранение оружия. Плюс хулиганство…

– Какое хулиганство? – проявил первую заинтересованность Булкин.

– Мелкое, – растолковал я. – Ворвался пьяный в чужой номер, разбил пару бокалов и ананас…

Группенфюрер машинально стер со лба несколько сладких липучих потеков, облизал пальцы, но ничего не сказал. Вероятно, напряженно думал.

– …Если же ты будешь молчать, – продолжал я, – мой напарник из МУРа с удовольствием повесит на тебя вооруженное нападение на сотрудника органов при исполнении. А это уже, Булкин, статья другая. И по ней тебе накрутят полный срок, учитывая прежние твои заслуги в одном фермерском хозяйстве под названием «Цветочное». Кого вы там затравили овчарками?…