Опасность

«Вот оно что, – сообразил Ферми, честно стараясь не рассмеяться в лицо своему куратору. – Кажется, Отто сумел пустить им пыль в глаза. Или, может, берлинские паргайгеноссен сами всерьез вообразили, что с помощью хорошей физики им удастся получить что-то помощнее Большой Берты. Ну, а в Риме теперь копируют германскую моду. Что, мол, подходит для фюрера – неплохо и для дуче…»

– Я искренне рад за своего немецкого коллегу, – проговорил Ферми. – Это прекрасный, талантливый физик. Но, боюсь, ваши друзья из Берлина пока выдают желаемое за действительное. Сами понимаете, что мне не хотелось бы дезинформировать дуче, – внушительно прибавил он.

Усы сеньора Литторио разочарованно обвисли.

– Значит, пока ваша наука еще не видит реального пути… – пробормотал он. – Очень жаль. Признаюсь честно, дуче надеялся, что итальянский гений в области вашей физики способен на большее…

– Он способен, способен, – заверил куратора Ферми. – Я вполне допускаю, что через каких-то пять лет наша кафедральная лаборатория будет готова представить впечатляющие результаты. Если, конечно, университет и Национальный совет по научным изысканиям не урежут дотаций.

Лицо сеньора Литторио немного просветлело.

– Об этом не беспокойтесь, – вымолвил он. – Мы, в конце концов, не беднее немцев. Через пять лет, вы говорите? – переспросил он.

Энрико Ферми с готовностью кивнул.

«Платите-платите, – подумал он. – Серия опытов с ураном потребует не более четырех лет. А на пятый год настанет пора мне поближе познакомиться с Соединенными Штатами. Хорошая страна, много университетов и – представьте! – никакого дуче».

Глава четвертая НАПАРНИЧЕК ЮЛИЙ

Сначала я подумал, что спятил мой электронный будильник, зазвонив почему-то в шесть вместо восьми. Но потом понял, что это не будильник, а телефон. И это было гораздо хуже: звонок в такую пору означает, как минимум, большую неприятность. Еще не было случая, чтобы в шесть утра мне сообщили нечто ободряющее и освежающее.

Не открывая глаз, я стал шарить в поисках телефонной трубки, гадая, кто бы это мог быть. Впрочем, выбор у меня был небогатый. Либо – Ленка, либо – генерал Голубев. У Ленки был непутевый братец в Красногорске, который время от времени выкидывал всякие фортеля. Последний раз, когда Ленка позвонила мне вот так, ни свет ни заря, ее братана упекли в красногорский КПЗ. За несанкционированный митинг под окнами местной советской власти. Не помню уж, чего конкретно хотел этот деятель от красногорских депутатов, да и сам он, окончательно протрезвев, толком не мог вспомнить и вообще был кроток и тих. Зато когда его забирали из-под окон Совета, Ленкин братец был буен и активен. Мне тогда с большим трудом удалось доказать тамошней ментуре, что дело это исключительно политическое, относится к компетенции Лубянки, и потому нарушителя следует немедленно откомандировать в распоряжение столичного Минбеза. Вероятно, я был убедителен, даже слишком: менты тут же заколебались, следует ли отдавать хоть алкана, да своего парня в лапы чекистских костоломов под верную политическую статью. К счастью, виновник скандала, еще не до конца проспавшись, тут же с ходу обложил всю местную милицию по матушке, да с такими смачными коленцами по поводу присутствующих, что это и решило исход дела в мою пользу. Временно братану было предоставлено политическое убежище в Ленкиной однокомнатной квартире, а сама она на неделю переехала к своей Свете, хотя я намекал, что можно бы и ко мне…

Генерал Голубев если и звонил мне в столь ранний час, то непременно по казенной надобности. Примерно с месяц назад такой вот нештатный звоночек нарушил к чертям все мои недельные планы, и пришлось мне параллельно с делами Безбородки и Лабриолы – не говоря уж о Партизане – заниматься сумасшедшим террористом Ефимовым, знатоком экзотических змей, считающим себя первым претендентом на вакантный российский престол… Дело Боа-Королевича, будь оно трижды неладно. Закончилось оно психушкой для террориста-претендента и террариумом – для его ни в чем не повинных змеюк.

И что же, интересно, светит мне теперь? Я нашел наконец трубку и приложил ее к уху.

– Когда в товарищах согласья нет, – сообщил мне радостно чей-то знакомый голос, – на лад их дело не пойдет. И выйдет трам-пам-пам не дело, только мука.

Кошмар, подумал я, лихорадочно пытаясь вспомнить обладателя веселого голоса. Только басен Крылова мне в шесть утра не хватало! Что за идиотские шуточки?

Последний вопрос я уже собирался немедля задать вслух, однако голос в трубке меня опередил.

– Я вспомнил! – ликующе поведал мне голос. – Лебедь, рак и щука! То есть, Лебедев!

В то же мгновение я узнал звонившего. Это был знатный физик-склеротик Павел Валерьевич Куликов, подсуропивший мне вчера одного визажиста, одного психа с берданкой и один труп.