Он подошел к большому столу, чтобы подлить себе еще чая, и чуть не налетел на Марион Купи. На ней были джинсы и пиджак, без сережек. Она с опаской взглянула на него. Он кивнул и вернулся на свое место, у него не было желания с ней разговаривать. Он был бы совсем не против, если бы она заявилась к нему в отель, чтобы предложить провести вместе вечер; в конце концов, это можно было бы воспринять как вполне дружелюбный жест – как своеобразную попытку развлечь коллегу, прибывшего издалека, в незнакомый для него город. Возможно, он даже ответил бы на этот жест с энтузиазмом. Но вот ее предположение – оно его разозлило. Его принимали за гея и раньше, и его это не волновало. Однако этим вечером он мало того что разозлился, он начал обороняться. Он был частным лицом, он хотел, чтобы его личная жизнь была полностью отделена от работы.
«Как она посмела?!» – такой фразой можно было бы описать его эмоции в целом.
Но он очень хорошо умел на время забывать о некоторых вещах, оставляя их на потом, и сейчас он так и сделал. Это все было пошло. Это сейчас не имело значения. А имело значение то, что случилось с шестилетней девочкой из поселка в Йоркшире несколькими часами ранее.
Он быстро допил свой чай и направился в оперативный штаб, перешагивая две бетонные ступеньки за раз.
Три
– Кира, прекрати уже прыгать, сколько можно?
Кира продолжала прыгать. Если она будет делать это достаточно долго, то ее мать вышвырнет ее с кухни и она сможет пойти в дом напротив.
– Я тебя сейчас вышвырну отсюда, если ты будешь продолжать в том же духе! Иди посмотри телевизор. Или собери пазл. Или накрасься моей косметикой – хотя нет, этого делать не надо. Просто прекрати уже прыгать, а!
Натали пробовала новый рецепт. Она постоянно это делала. Готовка была единственным, чем она наслаждалась настолько, что забывала о том, кто она и где. И сейчас она почти забыла, что была совсем одна с Кирой, которая прыгала, прыгала и, мать ее, прыгала не переставая. В ее воображении у нее был собственный ресторан или кейтеринговая компания, обслуживающая званые ужины и свадьбы. Хотя нет, свадьбы нет, ей не хотелось бы готовить какую-нибудь курицу по-королевски на сто персон, ей хотелось бы приготовить вот эту барбадосскую запеченную рыбу с фаршированными перчиками на четверых. Или шестерых. Задачка была довольно трудоемкая, да и рыба была не та – она смогла купить только пикшу, но ей нравилось пробовать готовить что-то, о чем она раньше и не слышала, и смотреть, что из этого выйдет. А потом она все это опишет в своей книге – в такой книге, где она сможет продемонстрировать всем вокруг, на что способна. Когда она уже организует собственный бизнес. «Обалденные обеды».
Она начала вычищать сердцевину из зеленого перца.
Кира продолжала прыгать, пока с полки не упал таймер.
– КИРА!..
Кира воспользовалась моментом и убежала.
Живший в одном из домов по соседству Боб Митчелл мыл свою машину. Он увидел Киру и страшно, страшно медленно стал поворачивать шланг в ее сторону, но она знала, что он не будет на самом деле ее мочить. Она показала ему язык. Мэл запирала калитку дома напротив.
– Здравствуй, Мэл.
– Привет, Кира.
– Ты очень красиво выглядишь.
– Спасибо, детка.
– А у меня новая резинка для волос, смотри, Мэл.
– О, здорово. Ладно, детка, до скорого.
– До скорого.
Мэл было шестнадцать, и она выглядела как модель. Мать Киры говорила, что убила бы за такие ноги.
Машины Эдди на подъездной дорожке не было. Кира прошлась по тропинке, ведущей к передней двери, а потом подумала и обошла дом кругом. Может быть…
Но Эдди не было. На самом деле она и так это знала.
Она постучала в заднюю дверь и подождала – так, на всякий случай – но без толку. Она побрела обратно. Боб Митчелл зашел в дом. На улице никого не было. Даже кота.
Натали поставила завернутую в фольгу рыбу в духовку. Кира просочилась в дверь, словно кусок масла.
– Я же тебе говорила, – сказала Натали. Она взяла с полки таймер в виде яблока, установила его на тридцать пять минут и пошла смотреть новости.
Четыре
– Вы обязаны понять, – говорила Кэт.
– Лиззи никуда не поедет. Все в порядке, я справляюсь.
– Тогда почему вы позвонили мне?
Макс Джеймсон стоял в дальнем конце длинной комнаты и смотрел на фотографию своей жены от пола до потолка. Сама Лиззи свернулась на диване под одеялом и спала после того, как Кэт дала ей седативные.
– Я понимаю, как это тяжело, Макс, поверьте мне. Вам кажется, что вы сдались.
– Нет, не кажется. Я не сдался.
– Ладно, вам кажется, что, если вы отпустите ее в хоспис, значит, вы сдались. Но все плохо, а будет еще хуже.
– Вы мне уже говорили.
– И если есть место, где ей будет житься полегче…
– Она любит это место. Она счастлива здесь, она никогда не была так счастлива.
– Вам действительно кажется, что это до сих пор так? Вы что, не понимаете, как ей здесь страшно? Огромное пространство, эти лестницы, высота, с которой она смотрит из окон спальни… Скользкие полы, блестящий хром на кухне, в ванной. Все яркое и сияющее теперь воспринимается ею болезненно, ей от этого физически больно.