Опасность в бриллиантах

Хоксуэлл ничего не сказал. Его молчание сделалось таким выразительным, что Каслфорд внимательно посмотрел на него. Хоксуэлл уставился на него с растерянным выражением лица.

— Поручения? — произнес он наконец.

— Встречи с портными и все такое.

— Ты никогда не встречаешься с портными у них в лавках. Это портным назначаются встречи у тебя в гардеробной. У тебя есть три лакея, хотя большинству мужчин и одного много, специально для того, чтобы ты не утомлял себя ничем, хотя бы отдаленно напоминающим поручения.

Все это было правдой, но должен же он что-то делать, раз у него появилось столько свободного времени, обременяющего его?

— Я думаю, единственная встреча, которая тебе сегодня необходима, — это с врачом, — сказал Хоксуэлл. — Или с одной из твоих потаскушек, чтобы в твои привычки вернулась упорядоченность и ты прекратил бы этот фарс с временным перерождением.

— Да что за чертовщина, в самом деле! Человек не может выехать верхом на улицу до полудня без того, чтобы друг его оскорблял, приписывая ему добродетель, которой он сроду не обладал!

— Я не приписываю тебе добродетель. Я сказал, что это фарс, изображающий фальшивую добродетель. Будешь отрицать, что твое необычное поведение — это явный результат невозможности завоевать миссис Джойс без таких крайностей? Будешь говорить, что как только ты ее завоюешь, сразу же вернешься к своим шлюхам и пьянству? — проворчал Хоксуэлл. — Почему бы не сдаться и прямо не признать, что в мире существует по крайней мере одна женщина, которая считает тебя не загадочным, а просто переходящим все рамки приличия, а потом вернуться к привычной жизни?

В самом деле, почему? Каслфорд предпочел проигнорировать вопрос, хотя сам себе его уже не раз задавал.

Но он не собирался давать Хоксуэллу повод поглумиться над тем, что у него ничего не получается с миссис Джойс.

Совсем наоборот. Так что первую остановку Каслфорд сделал у ювелирной лавки Филиппа.

Хоксуэлл зашел туда вслед за ним, а значит, изрядно повеселился, наблюдая, как ювелир покраснел, засуетился и едва не лишился сознания, увидев одного из царственных постоянных покупателей, впервые в жизни переступившего порог его лавки.

Хоксуэлл маячил у плеча, пока разворачивались серьги. Они произвели на него впечатление, а значит, наверняка произведут впечатление и на миссис Джойс.

— Безупречно, — сказал Каслфорд. — И не забудьте добавить подобающую сумму к счету за скорость работы.

Филипп начал упаковывать красивую коробочку. Каслфорд развалился в кресле. Хоксуэлл, нахмурившись, посмотрел на него.

— Это для миссис Джойс? Должно быть, они обошлись в небольшое состояние.

— На самом деле в довольно большое состояние.

— Это ее оскорбит. Она может подумать, что ты пытаешься ее купить.

— Бриллианты никогда не оскорбляют женщин по-настоящему. Возможно, только немножко, если женщина такая, как миссис Джойс, но мой опыт подсказывает, что они со сверхъестественной скоростью преодолевают все свои подозрения. — Он взял у Филиппа маленький сверток. — Кроме того, она восхитилась бриллиантом, а я сказал, что будут серьги, значит, она их уже приняла, так что теперь ее этим не оскорбишь.

Это произвело на Хоксуэлла еще большее впечатление. Настолько большое, что когда они вышли от ювелира, то Хоксуэлл никуда не ушел.

— Ты что, намерен идти за мной и к портному тоже? — поинтересовался Каслфорд.

— Когда ты войдешь, Уэстона разобьет апоплексический удар, и ему потребуется помощь. Ты вообще знаешь, где его искать?

Разумеется, он знал. В конце концов, старший лакей снабдил его адресом.

Каслфорд завершил все дела к двум часам дня. Представление окончилось, и Хоксуэлл наконец-то отправился на свою встречу в «Белый лебедь», а Каслфорд остался гадать, чем, черт возьми, ему заняться до пяти вечера, когда он увидится е Дафной. Можно, конечно, пойти в какой-нибудь клуб, но в последнее время все ужасно раздражены из-за того, что мятеж на севере неизбежно разразится еще до конца месяца. Он сомневался, что сумеет долго выслушивать эту чушь и не назвать их всех идиотами, но после этого вполне может начаться ссора, которая приведет к взаимным оскорблениям и закончится вызовом на дуэль.

С учетом того, как проходит в последнее время его жизнь, он запросто может впервые на своем веку дуэль проиграть, а если ему отстрелят яйца, то полный отказ от привычек ради того, чтобы соблазнить миссис Джойс, окажется впустую.

Можно не ходить в клуб, а вернуться домой и поработать над рукописью. Да только она и это испортила, верно?

В последнее время стоит ему начать писать, и выясняется, что он старательно подбирает эвфемизмы и поэтические аллюзии, чтобы не слишком сильно смутить леди, подобную миссис Джойс, если она случайно наткнется на его путеводитель и прочитает его.

Но достаточно объективно, критическим взглядом посмотреть на написанную главу, и становится ясно, что текст сделался скучным, двусмысленным и просто-напросто четырехсортным, а ведь задумывался язык дерзкий, свободный и освежающе остроумный.