Опасности диких стран

Здесь можно бы без труда собрать громадные богатства. Этот невзрачный старик, в лохмотьях и в оленьей шкуре, обладал большими сокровищами, чем какой-либо король.

Афрайя опустил факел и молча осветил ряд больших горшков и старых сундуков, стоявших в углублении. Они были наполнены большими монетами, позеленевшими и потускневшими от грязи и сырости; эти сокровища скопили его предки в течение столетий. Не говоря ни слова, Афрайя глядел на дворянина и торжествующая улыбка показывала, как он был доволен произведенным впечатлением.

— Это не сон! — сказал Генрих, схватившись за голову. — Я, действительно, вижу это, или это только волшебство?

— Удостоверься, — отвечал старик, сорвал одну из гирлянд и положил ее в руки Стуре.

— В Энаре Треск, — продолжал он, — есть другие пещеры, еще больше этих, все пронизанные серебряными жилами, и ты все получишь, все будет твоим. Ты видел то, чего еще не видал никто из твоего народа; я привел тебя сюда, чтобы ты знал, какими средствами я обладаю для своей цели. Помоги мне, ты смел, я люблю тебя. Я буду благодарнее, чем твое родное племя.

— Все, что я вижу, изумительно! — воскликнул дворянин. — Я поражен… и ничего не понимаю… Но даже если бы все эти сокровища могли стать моими, я бы скорее отказался от них, чем решился на то, чего ты желаешь.

— Так ты не хочешь? — спросил лапландец, и пытливо остановил на нем пристальный, блестящий взор.

— Я не могу, — отвечал Генрих. — Я не совершу преступления.

— Здесь тебя никто не накажет, — пробормотал Афрайя.

— А моя совесть! Я человек, я христианин! Я клялся помогать тебе во всем добром. Я охотно поспешу в Копенгаген, брошусь к ногам короля, расскажу ему твою историю… Оставь твое намерение; оно погубит и тебя, и твой народ.

Афрайя гневно покачал головой. При красном свете факела он казался одним из коварных колдунов-карликов, живших когда-то в северных пещерах и ущельях; Стуре взглянул на него и не мог удержаться от невольной дрожи.

— Пойдем, — поспешно сказал он, — что мне тут делать посреди твоих сокровищ?

— Ты хочешь предать меня, — воскликнул Афрайя, — но ты не уйдешь отсюда!

— Что ты хочешь сделать? — спросил Стуре и схватил за руку лапландца, догадываясь по его дикому, угрожающему виду, что он замышляет недоброе.

Но Афрайя с юношеской гибкостью отскочил в сторону и, разразившись ужасным хохотом, исчез вместе с факелом в ходах. Вокруг Стуре вдруг стало темно и безмолвно.

Беспомощный Стуре сделал несколько неверных шагов и должен был оставить эту попытку. Ощупью он дошел до стены пещеры, и ему вдруг с неотразимой силой представилась мысль, что он здесь может погибнуть посреди всех этих сокровищ, если только жестокость Афрайи допустит это. Он не имел никакого понятия о том, где он находится, близко или далеко от Кильписа, в недрах ли этой священной горы, или в глубине какого-нибудь фиельда.

— Я не знаю, слышишь ли ты меня, — сказал он, наконец, стараясь подавить в себе возрастающее чувство ужаса, — но я надеюсь на твою честность. Ты хочешь испугать меня, но ничего этим не достигнешь; лучше я тысячу раз погибну, чем погублю свою душу.

Он замолчал; прошло некоторое время, и не было слышно ни звука. Покинутый, он не смел двинуться с того места, где находился. Он боялся, не упадет ли в пропасть, если сделает еще один шаг, или не заблудится ли окончательно в этих ущельях и ходах, если будет искать выхода. Чем более он размышлял, тем менее мог вспомнить, как он сюда попал; он был уверен только в одном, что Афрайя дал ему какой-нибудь одуряющий напиток, и, воспользовавшись его беспамятством, перенес в это скрытое место. Может быть, он был у самой долины, может быть, совсем вблизи Гулы, за стеной ее избушки, и она могла услышать его зов. Мысль эта овладела им, и он вдруг громко крикнул ее имя.

— Гула! Гула! — звал он, и эхо гремело ему в ответ «Гула, Гула!» из расщелин и ходов.

— Гула! — вскрикнул он еще раз в отчаянии.

— Идем! — сказал Афрайя и взял его за руку.

Должно быть, он стоял близко около него.

Одно это слово оживило Генриха. Только в эту минуту он вполне почувствовал весь ужас быть покинутым и лихорадочно ухватился за вероломного лапландца.

— Ты зовешь Гулу, — сказал старик, — я сведу тебя к ней, упрямец! Пусть она попробует смягчить твое сердце в пользу ее народа.

Стуре последовал за своим путеводителем, который, несмотря на мрак, шел уверенно, но так долго, что, судя по времени, своды эти были обширны. Наконец, оба достигли ущелья, круто спускавшегося вниз, и навстречу им вдруг подул сквозной ветер. Стуре взглянул вверх и увидел над собой звезду. Он вздохнул свободно: перед ним снова небо и воздух!