— Друг мой, — продолжал Натан, — от тебя зависит больше чем от меня сейчас исход всей нашей затеи. Если ты будешь поступать разумно, то, может быть, нам удастся не только отыскать девушку, но и увести ее из плена, прежде чем индейцы что-нибудь заметят. Если же ты поступишь неосмотрительно, — чего, по правде сказать, я очень опасаюсь, — то не только не поможешь ей, но и помешаешь это сделать другим.
— Натан, — ответил Ральф, и по звуку его голоса можно было понять, что он говорит искренне, — Натан, разрази меня гром, если я не сделаю все, что смогу. Вот я перед вами… я готов выслушать вас и последовать вашим советам. Говорите, в чем дело, я внимательно слушаю!
— Так вот, — начал Натан, — мой совет, чтобы ты остался здесь и предоставил мне действовать одному. Если тебе известна только дорога, которая ведет к лошадям, то было бы глупо тебе пробираться к хижинам. Оставайся здесь, а я все разузнаю.
— И все-таки, вы не можете утверждать, что знаете деревню лучше меня. Разве вы крали отсюда лошадей?
— Друг, — возразил Натан, — знай, в этой деревне нет ни одной хижины, которую я хорошо бы не знал. Незачем тебе идти к загону прежде, чем мы не узнаем, сможем ли спасти девушку. Согласись: может случиться так, что все наше предприятие придется отложить до завтра.
— Да, да, теперь я вижу: глупо было бы воровать лошадей прежде, чем будет спасена ангелоподобная дама. — Ну, раз вы считаете, что я помогу вам тем, что ничем не буду помогать, то я свернусь здесь под деревом и буду тихо лежать, пока не понадобится моя помощь.
Натан облегченно вздохнул. Он еще раз заклинал Ральфа сдержать свое слово и дождаться, чем кончится разведка. Потом он с предосторожностями двинулся в путь. Однако он не пробирался боязливо, медленно и неуверенно, крадущимися шагами шпиона, но, укутавшись в плащ, пошел уверенно и быстро, ничем не отличаясь от индейца. Этот маневр, показавшийся Ральфу поначалу чистейшей глупостью, послужил, однако, к тому, что одно из первых и опаснейших препятствий на пути было устранено. У первой хижины находилась целая стая собак, которые с дружным лаем кинулись на Натана. Однако звон погремушек успокоил их, они поджали хвосты и поспешили уйти с дороги, как будто боялись удара топора, который был для них обыкновенным наказанием за их дерзкий лай на воина.
— Вот так выдумка! — пробормотал Ральф с удивлением. — В следующий раз, как заберусь красть лошадей, непременно возьму связку погремушек… Ведь именно собаки всегда портили мне дело.
Хотя Натан и продвигался вперед с кажущейся беззаботностью, полагаясь на свой внешний вид, однако он старался все-таки избегнуть опасности. Там, где блестел в хижине огонек, он крался с большой осторожностью и обходил стороной хижины, где еще ревели и не спали пьяные дикари. Его предосторожности не были лишены основания. Деревня вовсе не была оставлена без охраны, как предполагал Натан ранее. Воины Венонги не все последовали за своим предводителем для нападения на Кентукки; довольно большое число дикарей оставалось в своих хижинах. По крайней мере, так заключил Натан из того, что кое-где у костров он видел заснувших индейцев. Натан тихонько прокрадывался мимо них, даже проползал на четвереньках, чтобы не разбудить их нечаянно, пока благополучно не добрался до середины деревни. Несколько хижин, сколоченных из стволов деревьев и отличающихся красотой и прочностью постройки от других хижин, указывали на то, что здесь обитали вожди племени или белые, которых Натан заметил среди сражающихся дикарей. Квакер тихонько приблизился к одной из этих хижин, заглянул между стволами и сразу заметил, что здесь устроил себе жилище беглец из белых. Полдюжины детей, у которых цвет кожи был значительно светлее, чем у дикарей, спали на рогожах вокруг огня, у которого, подремывая, сидела индианка, вероятно, их мать.