Опасности и правда

Я могла бы отказаться, но и правда замерзла. Так что с минуту поупиралась, но потом все же надела толстовку. Просунув руки в рукава, я ощутила мужской запах, исходивший от ткани, запах Адрика. Это помогло мне расслабиться, пока жестокая правда, что я не могу снова влюбиться в него, не сдавила нутро.

Ох, проклятые чувства! Проклятая слабость! Какая же я дура!

– Похоже, Александр выйдет не скоро, – заметила я, слегка закашлявшись. – К тому же эта гостиница…

– Слушай, а ты есть не хочешь? – перебил он.

Сказать по правде, я ничего не ела с самого обеда, но, как уже сказала, не знала, как быть с Адриком. Я могла отталкивать его и держаться на расстоянии, как просил меня Эган, или принять его и посмотреть, как развивается новая идея, только что пришедшая мне в голову. В конце концов, это не моя, а их, так что халявная еда, которой меня накормит этот придурок, – самая меньшая цена после всего, что они натворили.

Хм… Будем откровенны, мы живем не в той вселенной, где героиня – всегда невинная жертва, добрая и чистая, как Белоснежка. Сказать по правде, я больше склоняюсь к образу злой колдуньи.

– И что ты можешь предложить? – спросила я.

– Тут на углу есть «Макдоналдс», – махнул он рукой в том направлении, где, очевидно, находился этот ресторан быстрого питания. – Я могу туда сбегать, хотя…

Это самое «хотя» интригующе повисло в воздухе.

– Что хотя? – фыркнула я. – Боишься, что я сбегу?

Его губы скривились в печальной и чуть зловещей усмешке.

– Нет, ты никуда не уйдешь, – просто ответил он. – Я запру тебя в машине.

С этими словами он открыл дверцу и вышел, прежде чем я успела отреагировать.

– Адрик! – воскликнула я, глядя, как он запирает дверцу на ключ.

– Проследи, когда выйдет Александр, – велел он.

Я с видимой неохотой подчинилась, хотя мне самой было интересно, что будет, когда выйдет Александр.

Но я так ничего и не увидела. Алекс не выходил, а вскоре вернулся Адрик с едой. Ели мы на парковке, по-прежнему сидя в машине. Надо сказать, что мне трудно было не смотреть на его голые руки и мокрое лицо, пока он доставал четыре гамбургера и четыре больших порции картошки фри. Он был так красив, что у меня заболело сердце. Мне вдруг захотелось нарисовать его портрет, а потом поместить в рамку. Поистине непосильная задача: пытаться сосредоточиться на чем-то другом, когда он рядом, но я собрала всю свою волю и представила огромный плакат с надписью: «НЕ ВЕРЬ! БУДЬ ОСТОРОЖНА!», реющий над всеми мыслями и чувствами, которые я испытывала к нему.

Хотя… Не могу не признать, я всегда питала к Адрику слабость. Ведь недаром говорят, что лучший мужчина – тот, кто дает тебе чувство покоя и безопасности и не треплет нервы. Именно это я и ощущала рядом с ним: покой, отсутствие проблем, чистоту, возможность быть счастливой.

Может, именно поэтому мне трудно было поверить, что Адрик настолько безразличен к чужим проблемам и неприятностям, как сказал Эган в тот день, когда в аудитории прокрутили злосчастное видео. Мне хотелось спросить, не является ли его поведение насквозь фальшивым, хотелось услышать из его собственных уст, но было ли у меня на это моральное право? Я ведь тоже насквозь фальшива, все мои действия – лишь часть плана, и если я что-то сделала не так… Поверьте, я даже не осознавала своих глупостей и ошибок. Да, именно так. Это правда.

Но я не собиралась отступать. И теперь должна была как можно быстрее двигаться вперед.

Но на минутку я все же засомневалась.

– Так какого черта мы здесь торчим, Адрик? – спросила я, драматично закатывая глаза.

Состроив трагическую мину, он посмотрел на пакеты с бургерами и картошкой фри, лежавшие у него на коленях. В руке он держал недоеденный гамбургер.

– Ты права, пожалуй, стоило заказать еще один гамбургер, – озабоченно произнес он с набитым ртом. – Порой я недооцениваю свой аппетит.

– Нет! – воскликнула я.

Адрик настолько растерялся, что перестал жевать.

– Мы все и вот это… – пробормотала я, пояснив свою мысль круговым движением руки. – То мы поступаем плохо, потом – хорошо, затем творим всякие жестокости и опять делаем что-то хорошо, даже не считая нужным об этом говорить.

– Ты же вроде не хотела со мной разговаривать, – тут же парировал он.

После этого мне пришлось закрыть рот. Зачем я вообще это брякнула? Разозлившись на саму себя, я откинулась на спинку сиденья. Я уже давно сидела в машине, надев толстовку, а моя блузка до сих пор не высохла. Мало того, толстовка тоже промокла в некоторых местах. Я продрогла от мокрой одежды. Мне стало холодно, и я заворочалась на сиденье.

– Тебе нужно снять твою мокрую блузку и остаться в одной толстовке, иначе продрогнешь и загнешься от пневмонии, – произнес он, став совершенно серьезным по непонятной причине – то ли из-за моего молчания, то ли правда испугался, что я могу умереть.

В том, как Адрик рассуждал о смерти, было что-то забавное и не слишком правдоподобное.