Опасности прекрасный лик

Позже этой ночью, когда они вернулись в «Плазу», Пенни долго лежала в горячей ванне. Она оставила дверь открытой и говорила со Сьюзан о вечере у Джастина Грума. Сьюзан была уже в постели. Пенни решила, что ванная комната — самое лучшее место в отеле. В ней было много серого мрамора и толстых белых полотенец. Рядом с огромной мраморной раковиной с золочеными кранами стояли пузырьки с приятно пахнувшими жидкостями. Одни из них предназначались для волос, другие для тела, а с помощью третьих можно было сделать столько мыльной пены, сколько Пенни и представить себе не могла.

Ванна была длинной и глубокой, вода покрывала ее полностью — не то, что дома в мелкой и усеянной пятнами лохани. Пенни, наслаждаясь, полулежала в пене, смывая с себя отвращение самой собой. Она вспомнила, как села рядом с Грумом, когда он сказал ей сделать это. Нужно было тогда же уйти.

Выпрыгнув из ванны, Пенни изо всех сил принялась тереть себя полотенцем, большим, как одеяло. Она нещадно растирала себя, наблюдая в высоком зеркале на двери ванной комнаты, как ее тело светится розовым светом. Потом, начав с рук, втерла в кожу ароматный лосьон для тела. Наконец, чувствуя себя посвежевшей и опять чистой, Пенни вернулась в роскошную спальню. Там стояли две двойные кровати с большими, ослепительно белыми подушками и шелковыми покрывалами. Перед низким столиком располагался диван, с которого она могла смотреть в окно на продолжавший шуметь город. Он был полон огней и движения. Пенни взяла щетку, чтобы расчесаться.

Осторожно она рассказала Сьюзан, что Джастин Грум заставил ее почувствовать себя неловко.

— Он думает, что я принадлежу ему, — сказала она.

— Он думает, что ему принадлежат все, — отозвалась Сьюзан. — Мне кажется, тебе не стоит об этом беспокоиться.

— Не думаю, что он мне нравится.

Но Сьюзан лишь засмеялась.

— Пока ты не имеешь права голоса, Джастина совсем не беспокоит, нравится он тебе или нет. Ему нравятся только люди, которых можно использовать.

— Но почему вы дружите?

— Он был другом моего мужа, — объяснила Сьюзан. — Они вместе учились на юридическом факультете в Гарварде и в одно и то же время начали заниматься политикой в Вашингтоне. Это было в начале пятидесятых.

Пенни присела на край ее кровати. На ней была новая фланелевая ночная рубашка персикового цвета — еще один подарок Сьюзан.

— Что произошло с вашим мужем? — спросила она с любопытством. — Вы никогда не рассказывали о нем.

— Он умер, ответила Сьюзан; взгляд ее был устремлен вдаль. — Я очень тоскую по нему.

— Разумеется.

— Не все тоскуют по мужьям, — сухо сказала Сьюзан. — Но я по своему действительно тоскую. У меня не было достаточно денег, чтобы содержать сыновей. Именно поэтому я занялась бизнесом. Я никогда не добилась бы такого успеха, если бы не помощь Джастина. Он поддерживал меня и морально, и материально. Я всегда буду в долгу перед ним.

— А я уверена, что вы добились бы такого же успеха и без его помощи, — сказала Пенни. — Наверное, он просто заставляет вас думать, что вы ему многим обязаны.

— Во мне никогда не было почти ничего от деловой женщины. Джастин заставил меня поверить в мои способности сделать что-то совершенно новое и непохожее ни на что другое. Он может убедить кого угодно и в чем угодно.

— М-м.

— Ты ему очень нравишься, Пенни. Он видит в тебе нечто вроде дочери.

На лице у Пенни отразилось страдание. — В чем дело? — спросила Сьюзан.

— Ни в чем.

— Ты очень тоскуешь по отцу?

— Иногда.

— Тебе хочется поговорить о нем?

Пенни не ответила.

— Дом сказал, что ты не плакала, когда он умер, да и я ни разу не видела, чтобы ты плакала. Почему бы не поплакать, Пенни? Я чувствую, будто у тебя внутри все еще живет ужасная боль.

Пенни пожала плечами.

— Я плакала очень долго и горько, когда умерла мама. С тех пор я не могу плакать. Правда, смешно?

Глаза Сьюзан были полны слез.

— Тебе ведь было только семь лет.

Пенни забралась в постель.

— Сегодня был чудесный день, — сказала она Сьюзан, перед тем как выключить свет. — Спасибо за все.

— У меня тоже был чудесный день. И я счастлива иметь такую дочь, как ты.

ГЛАВА 11

Предрождественскую неделю Джонни и Эмми опять проводили на Восточном побережье. Эмми отправилась на Догвудскую ферму, оставив Джонни в Нью-Йорке. Ее утомили навязчивые идеи мужа относительно его нового фильма.

Перед ее отъездом они опять повздорили. По предложению Дома Джонни договорился о встрече с еще одним продюсером, которого Эмми терпеть не могла.

— Перри сам не имеет никакой работы! Как, черт побери, он может помочь тебе?

— Он, может быть, знает кое-кого или слышал о ком-то…

— Если он сам безработный, то и тебе места не предоставит.

— Мне не нужно место. Мне нужны деньги.

— Кое-кто работает, чтобы получить эти самые деньги.

— Я не против того, чтобы заработать деньги. Но я работаю на своих, а не на чьих-то условиях. Я не пойду служить.

— Это неразумно. Нам нужны деньги, чтобы жить, а не для того, чтобы снимать кино.

— Да пошло все!..