Опасные добродетели

— Мы вместе пришли сюда, поддерживая друг друга. — Ей опять стало смешно, и она фыркнула: — Ты был так хорош, что я не могла противиться тебе.

— Милли… — Джереми потряс головой. Ему было плохо, по правде сказать, не только из-за головы. — Тебе не следовало приходить сюда.

— Прошлой ночью ты говорил совсем другое.

— Не помню, что говорил прошлой ночью.

— А я помню. — Глаза Милли затуманились. — Ты говорил, что я хорошенькая, целовал меня, и мне это очень нравилось.

— Я не должен был так поступать, Милли. — Джереми отодвинулся на край кровати. — Слишком много выпил, черт побери!

— Однако это не помешало тебе сделать то, что обычно делает в постели мужчина, когда рядом женщина. — Милли привстала. Покрывало упало, обнажив ее маленькие твердые груди. — Жаль, что не помнишь, но ты действительно был очень хорош. Мне никто не доставлял столько удовольствия.

Джереми встал и потянулся за брюками. Надев их, он повернулся к Милли. Она не двигалась. Ее светлые волосы наполовину распустились и ниспадали на обнаженные плечи, а накрашенное лицо выглядело почти комичным, потому что краска размазалась по щекам. Как ни странно, в облике девушки было что-то невинное, а в глазах отражалась мольба. Но он не мог ответить на эту мольбу, как бы того ни желал.

Кроме того, ему было ужасно плохо.

— Я неважно себя чувствую, Милли. Тебе лучше пойти домой.

— Еще немного побуду здесь. Может быть, смогу чем-нибудь помочь тебе.

— Нет. Мне надо идти на работу.

— Но тебе же плохо.

— И тем не менее.

— Но…

Головная боль усилилась, и терпение Джереми лопнуло.

— Иди домой, Милли! — Произнеся эти слова, он пожалел о своей несдержанности и попытался улыбнуться. — Пожалуйста… Увидимся вечером.

— Нет, тебе ведь не хочется. Ты не придешь ко мне.

Милли откинула покрывало и, забыв о своей наготе, встала. Она протянула руку за платьем, натянула его через голову и грустно посмотрела на Джереми:

— Ты не придешь ко мне, потому что думаешь о другой.

— Извини, Милли.

— Ладно, не стоит извиняться. — Карие глаза Милли снова затуманились. — Придет время, и тебе надоест ждать ее. Когда это произойдет, приходи — ты знаешь, где найти меня. — Она попыталась улыбнуться. — Я ведь не гордая. Как всегда, буду в «Лонгхорне». Мне некуда больше пойти.

Милли задержалась на минуту, чтобы собрать свое белье, затем направилась к двери. Взявшись за щеколду, она обернулась:

— Запомни, что я сказала, слышишь?

— Хорошо, запомню.

Едва дверь за Милли закрылась, Джереми бросился к ведру, стоящему в углу комнаты. Очистив желудок, он с трудом выпрямился и потянулся за рубашкой. Теперь нужно было еще придумать подходящее объяснение своему опозданию на работу.

Застегивая на ощупь рубашку, Джереми думал о своем обещании Онести исправиться и еще о том, что по возможности следует держаться в норме, чтобы, не вызывая подозрений, добыть для Биттерса нужную информацию.

Полностью одевшись, Джереми еще раз склонился над ведром, затем провел рукой по волосам и взял шляпу. Парень чувствовал себя виноватым перед Милли. Он не хотел обижать ее, девушка не заслуживала этого. Однако следует извлечь для себя урок из случившегося. Нельзя больше пить. В пьяном виде можно натворить что угодно. Будь он трезвым, Милли не оказалась бы в его постели.

Проснувшись, Онести прикрыла рукой глаза от солнечного света, проникавшего сквозь окно спальни. Наконец-то настало утро. Всю ночь она проворочалась, преследуемая непонятными тревожными видениями, которые бесконечной вереницей проносились в мозгу. Теперь девушка была встревожена и чувствовала себя усталой.

«Что означали эти видения?» — волновалась Онести.

Она снова видела Пьюрити, только на этот раз ее лицо можно было различить гораздо яснее, чем раньше. Онести отметила невероятное сходство Пьюрити с матерью: те же бледно-золотистые волосы, светлые глаза и утонченные черты лица… На шее у нее висел золотой медальон, точно такой же, как у матери. Однако упрямый подбородок принадлежал только Пьюрити. Онести едва не рассмеялась, неожиданно заметив, что, хотя сестра стала взрослой, она совсем не изменилась.

Но желание Онести смеяться скоро пропало. Пьюрити была чем-то расстроена. Раньше Онести никогда не видела ее такой. И когда позади сестры появилась неясная угрожающая тень мужчины, девушка почувствовала, что Пьюрити испуганна и нуждается в ее помощи.

Онести откинула покрывало и резко встала. Ей не хотелось снова переживать последовавшие за этим обрывочные сны, в которых она видела Уэса Хауэлла. Этот человек был воплощением самого дьявола, принесшим ей несчастье!

«Ты пожалеешь о том, что ушла от меня сейчас, Онести. Я говорю это, потому что знаю. Ты пожалеешь», — промелькнуло у нее в мозгу.

Жалеет ли она в самом деле, что оставила Уэса?

Да.

Нет!

Внезапно разозлившись, Онести сбросила ночную рубашку и протянула руку за платьем. Затем вдруг бросила его на стул, достала из шкафа поношенные штаны и рубашку и быстро надела их. Натянув сапоги и водрузив на голову старую шляпу, она направилась к двери.