Опасные иллюзии

Агнесса представила Клотильду и Сильвена, пляшущих гэльские танцы в чем мать родила, и хохотала до тех пор, пока Риган вновь не заставил ее кричать. Он знал о наслаждении все, изучил ее чувствительные места и доводил до исступления — снова и снова.

Раньше Агнесса считала, что любовникам нужна большая кровать и разные одеяла, но сегодня, утомленная ласками, засыпала в объятиях Ригана. Дыхание и биение его сердца убаюкивали, и она чувствовала себя на удивление уютно и спокойно, страх отступил. Уставшая, но счастливая, она крепко прижалась к нему и провалилась в сон.

Глава 13, повествующая о том, что если у тебя суровая наставница — в учении тяжело, а до боя можно вообще не дожить

В постели Риган привык быть звездой, то есть спать, раскинув руки и ноги. Ему доводилось просыпаться рядом с самыми разными женщинами, чаще всего после большой попойки и крайне редко — по желанию, как например, с Лорин, но сегодняшнее утро выдалось особенным. Он не собирался спать с Уваровой, он вообще не собирался подходить к ней ближе. Все вышло само собой.

Агнесса устроилась у него на плече, ее дыхание легко щекотало его кожу. Вчера они забыли опустить жалюзи, и лучи утреннего солнца запутались в светлых кудряшках. Она продолжала выпрямлять волосы, но после душа они упрямо завивались в тугие колечки. Ригану нравилось накручивать их на пальцы, а Уварова обычно смеялась и просила его перестать. В такие минуты ее внутренний свет становился особенно ярким. Прозвище «солнышко», которым он наградил Агнессу еще в Ньюкасле, ей на удивление шло. Равно как и чистый дар лекаря.

Дариан говорил, что отпустит ее, если она не захочет остаться. Даже сказал, что ей помогут вернуться к семье, и теперь Риган не мог забыть его обещаний. Слишком замечательных, чтобы оказаться правдой. Древний слов на ветер не бросал, но у него всегда по десять козырей в каждом рукаве и свой тонкий расчет, который неизменно оправдывался. Он будто читал по душам и никогда не ошибался в тех, на кого ставил. Наверняка Дариан уже видит Агнессу одной из них.

Она пошевелилась, открыла глаза, сонно улыбнулась. Щурясь на яркое солнце, Риган улыбнулся в ответ.

— Доброе утро, спящая красавица.

— Доброе, — она смутилась. — Не хочу, чтобы ты к ней ехал!

Агнесса наморщила лоб, скривилась и высунула язык, как будто ей предстояло перебирать живых тараканов. Вышло по-детски, и Риган рассмеялся, а она покраснела еще больше и спрятала лицо у него на плече. Непонятно, что именно ее смущало — непривычные утренние мгновения рядом с ним или дурачества, к которым они начинали привыкать.

Завтракали вместе. Агнессе было не по себе, но она больше не возвращалась к теме его обучения. Сосредоточенная и серьезная, Уварова постоянно смотрела в окно, и лишь когда они изредка встречались глазами, взгляд ее мгновенно светлел. Что и говорить, Риган сам чувствовал себя странно. Он привык к методам коллег, но после случившегося не был уверен, что рад новым горизонтам.

Ему доводилось стоять на грани. Началась эта прискорбная традиция в далеком девятнадцатом веке, в ночь его изменения — когда за углом одного из дешевых трактиров ему всадили под ребра нож. Продолжилась душевным общением с орденцами в Греции, когда яды выжигали внутренности и казалось, что мир превратился в сплошной сгусток боли. Тело измененного шустро залечивало раны, и немыслимые пытки растягивались во времени. После «гибели» Ив Риган сам часто искал смерти, и временами она протягивала ему иссохшую руку. Однажды он напился в хлам и свалился прямо под колеса автомобиля. Его переехали в прямом и переносном смысле. Риган был отнюдь не в здравом уме и свежей памяти, но точно помнил, что это дико больно.

Много их было, таких случаев, всех и не упомнишь. Всякий раз это подводило черту под каким-то эпизодом из жизни, но никогда ему не было настолько жутко: умирать, зная, что оставляет ее одну. Он захлебывался собственной кровью, задыхался, мир расплывался перед глазами, а боль вцепилась в нутро и не желала отпускать. Свет померк, надвигающаяся тьма стирала Агнессу — лишнюю в подступающем холоде. Он помнил ее глаза, полные ужаса, отчаяния и слез, слышал ее голос, срывающийся на крик, и чувствовал прикосновения дрожащих рук.

Раньше ему было бы все равно. Границы жизни и смерти давно стерлись, и Риган наплевательски относился не только к своим случайным жертвам. Приходя в себя над остывающим телом или наслаждаясь истеричным ужасом в глазах очередной дамочки, он равнодушно представлял, что рано или поздно настанет и его черед. Инстинкт выживания стал просто привычкой, но теперь он не хотел умирать, как подстреленное животное. Агнесса звала его по имени и кричала, а Риган понимал, что ничего не может изменить. Смерть медленно, но верно волокла его к своему мерзкому ледяному логову, а потом вдруг стало тепло…

— О чем задумался? — Агнесса встревоженно смотрела на него.

— Тоже не хочу к ним ехать, — фыркнул он и легко сжал ее руку.

* * *