— Совершенно верно, — согласился Ван дер Вальк. — А теперь, если мы разделим счет за ленч пополам, объективно ли это будет? Или если мы бросим жребий — кому платить? И этично ли это, если бы я за вас заплатил? Относитесь ко мне субъективно всякий раз. — Громкий смех комиссара заставил нескольких обедающих голландцев обернуться и посмотреть на них. — Жалостливые слова, — продолжал Ван дер Вальк, шаря в кармане своего плаща, чтобы проверить, там ли его перчатки, и вспоминая, что их там нет, — наш худший враг. Я выслушиваю слишком много вздора…
Он прошел по Спуи, держа путь к своему трамваю, и засомневался.
Неподходящее место для покупки часов — слишком дорого! Хотя, если он подыщет какой-то удачный повод слегка надавить на мистера Сента, это может оказаться удачным ходом. Нет, мистер Босбум станет для него величайшим утешением. Цельность, простота, честь и приземленная голландская лексика — это доставит ему несказанное удовольствие.
Крошечный дом на окраине с крошечным палисадником, полным роз на всем доступном пространстве до последнего сантиметра. Розы заняли металлическую ограду и перегибались через калитку, буйствовали вокруг круглых беседок, взбираясь по водостокам крыши, затеняли парадную дверь и обрамляли окна. Мистер Босбум, когда он появился, оказался даже симпатичнее, чем думал Ван дер Вальк. Огромная косолапая лягушка в роговых очках и с носом-картошкой, с шаркающей походкой, громогласным голосом, в жилете с пересекающей его с цепочкой от часов. Скорее похож на человека, посвятившего жизнь профсоюзам, а не ювелирному делу. Он пристально посмотрел на Ван дер Валька сквозь розы и спросил:
— Кто вы такой?
Тут уж было не до дипломатии.
— Полиция. Комиссар Ван дер Вальк. Нуждаюсь в вашем совете.
— В моем совете, ах вот оно как! И насчет чего же я могу проконсультировать полицию?
— Относительно выращивания роз, по-видимому. Не полицию — меня. Как частное лицо. Розы по имени Принц.
Босбум внезапно стал более проницательным, хотя по-прежнему выглядел по-деревенски. Косматые брови нависли над оправой его очков.
— Сделайте одолжение.
— Молодой парень, лет двадцати. Пришел ко мне с детской историей. Я не из муниципальной полиции, у меня особая работа. Я ничего не расследую. Я пытаюсь удовлетворить свое любопытство. И у меня такое ощущение, что этот парень просил меня о помощи, хотя он это отрицает. Я собираю информацию. Это привело меня к вам.
Босбум смотрел пристально, изучающе:
— А это не вас я видел по телевидению?
— Меня.
— Заходите.
Внутри было скромно, старомодно и безукоризненно чисто. Мебельный ситец, бледно-лиловая полировка и орех. На стенах висели гравюры цветов, вставленные в рамы каким-то знатоком своего дела: одна из деталей, указывающих на прошлое, связанное с антикварным бизнесом. Имя автора вертелось у комиссара на кончике языка. Босбум проследил за его взглядом.
— Редут. Ценная вещь! — произнес он тоном, в котором прозвучало нечто среднее между сардоническим юмором и удивлением — как это человек вроде него может владеть чем-то ценным. — Чаю?
— Да, пожалуйста.
— Мама! — гаркнул Босбум. — Чай!
— Поразительно, — сказал Ван дер Вальк, разглядывая розовые кусты, затемняющие окна. — Как будто июнь на дворе.
— Да, — сказал Босбум. — Чем могу быть полезен?
Ван дер Вальк объяснил. Появилась мама, неся чайник. Женщина с характером, не проронившая ни единого слова.
— Итак, — сказал в конце концов Босбум, поставив свою чашку. — Вы понимаете, я на пенсии. Я ничего им не должен. И они ничего мне не должны. О Луи я не скажу ничего, кроме того, что проработал с ним тридцать лет. Он честен. Вам нет нужды что-либо там искать. Он истинный знаток, неплохой бизнесмен — без него не было бы и этого магазина — и хороший человек. Имеет свои человеческие слабости, как и большинство из нас. Хорошенького понемножку. Нет, не пытайтесь что-то прочесть в моих словах, а ни на какие вопросы я отвечать не стану. Верность все еще кое-что для меня значит.
— Молодой человек по имени Сент… — продолжил Ван дер Вальк.
— Молодой человек по имени Сент, — насмешливо повторил Босбум. — Молодой прохвост.
— Вы хорошо его знаете?
— Нет, слава богу. Ларри Сент, — с деланной многозначительностью произнес Босбум. — Зовут по-настоящему Леопольд. Леопольд Нейл, ну и имечко. Племянник старика — сын сестры, по-моему. Я ничего не знаю о нем, но то, что я видел, мне не понравилось. Один из этих субъектов, которые проводят психоанализ Христа и его святых. Честного атеиста я еще могу уважать. Но циника… Никакого самоуважения. Все разрушает. Во всем видит зло. Плохой человек, — резко сказал он.
— А вы меня заинтересовали.
— Ну и ладно. Делайте какие хотите выводы. Я не знаю его. И не хочу знать.
— Он работал там с вами?
— Нет! — презрительно покачал головой старик. — Ничего не смыслит в антиквариате.
— Он, похоже, заправляет бизнесом.