Опасные красавицы. На что способны блондинки

«Я просмотрел эти рукописные блокноты в попытке выяснить, могут ли какие-то из содержащихся там материалов способствовать (be conducive) тому, чтобы был пролит дополнительный свет. (Он написал это слово как „condusive“.) Кое-что из официальных материалов, касающихся работы, возможно, представляет ценность и может быть истолковано при помощи его секретарши, коллег и проч. Однако я понимаю, что это уже было сделано. Оставшееся же представляет собой не более чем бессвязные каракули — нечто вроде индивидуальной стенографии, — снабженные перекрестными ссылками. Отрывочные записи личного характера относительно разговоров с коллегами, схемы к самым разнообразным сугубо метафизическим и личным теориям, заметки для памяти относительно библиотечного поиска, причем в большинстве случаев излишне субъективного, а поэтому герметического свойства. Большинство этих записей еще больше запутано и, соответственно, испорчено, будучи перемешаны с тем, что я могу назвать не иначе как сырой материал из его частной жизни в ее наиболее банальных проявлениях (в качестве примеров можно привести шутки по поводу министерства, каламбуры, построенные на имени его секретарши, и даже списки покупок), и значительная доля всего этого совершенно непонятна, не говоря уже о том, что не представляет интереса ни для кого, кроме, возможно, психиатра. Одно время я знал Ван дер Валька довольно близко и был знаком с этой привычкой вставлять сведения личного характера в рабочие записи. Справедливости ради следует отметить, что его письменные рапорты были образцом concision (consicion?[64]) и четкости, однако эти записи являют собой сумбур, разобраться в котором, вероятно, было бы не под силу никому, кроме него самого. Отсюда следует вывод, что если только нас не интересует, что он нуждался в стрижке 4 января или тот факт, что его жена имеет достойную сожаления привычку выдавливать тюбик с зубной пастой сверху (вся эта фраза была вычеркнута, как ничем не оправданное проявление сарказма), вряд ли мы найдем здесь что-нибудь представляющее важность для проводимого расследования».

Кровь то и дело приливала к голове Арлетт. Она не так чтобы уж очень разозлилась на этого маленького человечка, несмотря на присущие ему до некоторой степени самодовольство и педантичность, и совсем не разозлилась на то, что комиссар, который сделал все, что было в его силах, с его огромной неповоротливой машиной, теперь потерпел фиаско и набрался честности и мужества, чтобы сообщить ей факт, болезненный для них обоих, а для него — крайне унизительный. Но ее охватила ярость. До чего же быстро ее мужа свели к пенсии, посмертной медали, фотографии в черной рамке, положенной офицерам, павшим на полях славы. Нуль. В тот самый момент, когда он перестал жить, для этих составителей рапортов ее муж перестал быть человеком. Как часто он говорил: «Жертва — вот что имеет значение». В то время как во всех детективных историях и во всех многочисленных делах об убийстве жертва — всего лишь крючок, на который навешивают сюжет, скучная, обременительная, причиняющая неловкость предварительная деталь, которую следует заставить замолчать и убрать как можно скорее.

Арлетт открыла блокнот.

«Выронить часы на трамвайные рельсы — как такое возможно, причем чисто механически. Я бы никогда в это не поверил — я чуть не расплакался. Странно, как даже страшная катастрофа способна навести человека на мысль. Но здесь я их покупать не стану; слишком дорого, черт побери. Зап. А. попросить мальчиков приобрести какую-нибудь красивую классическую вещицу в Schweiz Land für mich anniversaire»[65].

Она захлопнула блокнот и заплакала.

— И все-таки, — спросила Рут, — откуда взялись другие, те, красивые, с эмалированным циферблатом? Они, должно быть, ужасно дорогие.

— Он сказал мне, что приобрел их на удивление дешево, так что я думаю, они были не то подержанные, не то сломанные, но теперь, когда ты упомянула об этом, я вспомнила, что он вел себя таинственно, когда речь заходила о них, говорил, что это удачный поворот в чем-то таком, разгадкой чего он занимался.

— Как ты думаешь, могло это быть?..

— Я не знаю, — сказала Арлетт. — Но хочу прочитать эти блокноты. Я не намерена отмахиваться от всего этого с высокомерным пренебрежением, как поступили эти клоуны, только потому, что не смогли их прочитать.