В комнатах стоял тяжелый, влажный дух перенаселенного людьми помещения, везде сушилась влажная одежда, стояли какие-то сумки. Три девочки были явно неадекватны, никак не реагировали на происходящее. Взрослые сектанты попытались сопротивляться, но получив раз по лицу, расползлись по углам. Один из отцов ловко и быстро связал детей попарно за одну рука, и, похватав концы веревок, мы быстро побежали вниз. Загрузились и выехали со двора минут за пять. Почти сразу пошли звонки от других групп. Почти везде все происходило по одному сценарию. Много детей было заторможено, вели себя вяло, не реагируя ни на что. Одна квартира осталась недосягаема, внутри были люди, но дверь не открыли.
Я подумала и сказала, растерянно сопящему в трубку, старшему группы:
— Оставайтесь на месте, чтобы не случилось, не дайте вывезти из квартиры детей. Я чуть попозже пришлю вам еще людей, а затем, я надеюсь, смогу заставить милицию приехать к вам и вскрыть двери. Держитесь там.
Потом я набрала еще один номер.
Вот я заметила, когда я обращаюсь к Сидорову, он всегда недоволен.
Сегодня его голос был еще и заспанным.
— Здравствуйте, Саша. Хотела задать вам один вопрос.
— Здравствуйте, Людмила. Знаете, сколько времени? Я пытаюсь отоспаться после дежурства. Думал, начальство звонит. Оказалось все гораздо хуже. Можно, на завтра отложить разговоры?
— Сидоров, разговор очень важный. Ты кто по званию?
— Я старший лейтенант, капитана полгода не дают, потому что выговор висит. Все, до свидания?
— Сидоров! Ты не выносим. Я его пытаюсь капитаном сделать, а он со мной разговаривать не хочет, нахал! А теперь, серьезно. Записывай адрес. Записал? Примерно через полчаса на этом адресе будут около сорока без вести пропавших детей и их родители. Треть детей не адекватна, ни на что не реагируют. Нужны медики, наверное, психиатры, или кто, я не знаю. Ну а дальнейшее ты сам решай, какие бумаги надо оформлять и что писать. Звони начальству и докладывай, что ты все организовал. Все, пока, я буду там тебя ждать.
В гараже был сущий дурдом. Радость от встречи с найденными детьми, боль от пустых глаз обретенного ребенка, который смотрел на мать, но не видел ее, плач женщин, не нашедших своих детей.
Мне пришлось орать минут пять, прежде чем установился какой-то порядок, и обезумевшие от самых разных чувств родители были готовы меня услышать.
— Прекращаем дурдом. Детей обуваем, одеваем, садим там, возле электроТЭНов. Сейчас сюда приедет милиция и медики, осматривать детей и оказывать им помощь. Никто не уезжает домой, это очень важно. Те, чьих детей не привезли, подойдите ко мне.
Возле меня собралось около десятка мрачных родителей.
— На улице Лесной дверь не открыли, бригада стоит там. Езжайте туда. Ваша задача, чтобы дверь открыли и отдали детей. Можете ломать им двери, орать, шуметь, не стесняться. Если к бандитом приедет помощь, я не думаю, что их будет больше, чем вас. Через пару часов я смогу организовать выезд туда милиции, с санкцией на взлом дверей. На всякий случай, оставьте кого-нибудь на улице, наблюдать за окнами, чтобы не было никаких случайностей.
Через полтора часа, приехал злобный Сидоров, с десятком коллег, таким же количеством начальников, прокуроров и еще кого-то. Кареты «Скорой помощи» прибывали одна за другой. К сожалению, часть детей повезли в психиатрию.
Ближе к утру, когда милицейское и прокурорское начальство вдоволь наоравшись на Сидорова, немного успокоилось и перестало требовать с него немедленно написать рапорт на увольнение, я поймала Сашу за пуговицу и оттащила в сторону. Бравый опер жалобно посмотрел на меня и попросил:
— Отпусти меня, пожалуйста.
— Не отпущу. Осталось самое главное. У вас четыре десятка заявлений родителей, что их детей неизвестные люди держали в квартирах, есть адреса квартир. Так?
— Отпусти меня!
— Прекращай. Вон твое начальство. В квартирах осталась охрана, взрослые сектанты, вещи детей, всякие доказательства. Я думаю, что до утра они не уйдут оттуда. На улице Лесной родители штурмуют квартиру, там двери не открывают, наверное, оставшиеся дети там. Тереби свое начальство, пусть туда наряды со следователями направляют, всех задерживают. Вон прокурор сидит, наверное, он впечатлен, санкцию на обыски даст.
Сидорова перекосило, он схватил меня за грудки, и потащил в угол, периодически встряхивая и громко шипя мне в лицо:
— Ты понимаешь, что если я еще и с этим подойду, они меня точно выведут на улицу и застрелят, им это проще будет.
Я оттолкнула опера, поправила пальто:
— Нет, это ты не понимаешь. Если кто-то начнет орать, то ты по простому скажи: товарищ полковник, вот представьте вы утром на совещании говорите генералу, мол, я всю ночь руководил операцией. При моем личном участии, почти капитан Сидоров, в ночном бою освободил пятьдесят детей, задержал десять бандитов, и двадцать членов секты, провел обыски, добыл доказательства. Секта в Н-ске разгромлена. Доклад закончен. Что на это скажет генерал?
Сидоров закатил глаза, подумал, спросил:
— Если я не пойду, ты сама пойдешь к начальству, и будешь их мозг ложечкой есть?