— Во-первых, я к вам не врываюсь. У вас на входе табличка висит, с надписью «Общежитие». Правильно? А значит полноценным жилищем это помещение не является и санкция, чтобы сюда войти мне, представителю власти, не нужна. Не знали? Ну, теперь знаете. Во-вторых, почему вы считаете, что «бомж» не человек?
Женщина боевой задор чуть сбавила, но продолжала кипятится:
— А кто он? Все пропивают, а потом тащат в округе, все что плохо лежит! Мой такая же сволочь, только с пропиской, вот уже две недели где-то с шалавами пьет, гад.
— А вы, простите, где работаете?
— Я-то двадцать лет на базе речфлота табельщиком отработала!
— А, это у вас, в газете писали, зарплату металлоломом пытались выдать?
Глаза женщины потухли, она горько вздохнула.
— Мужчина, которого вчера сожгли под вашими окнами еще год назад был преподавателем в университете, профессором и доктором наук. Просто жена квартиру при разводе разменяла так, что ему досталась шестая часть комнаты в Северном районе области, куда транспорт добирается только летом и зимой. А суд ему в иске об отмене размена отказал, потому что он во время суда в больнице лежал. Те, кто разменом занимались, его избили. В чем он виноват, что вы его человеком считать перестали? Тем, что бывшей жене доверился?
Женщина молчала, опустив глаза. Я решил добавить трагизма в наш разговор.
— А вы уверены, что на его месте не окажетесь? Вас сколько раз поджигали?
Я знал, о чем спрашивал. Это была беда здешней округи. После того, как народу объяснили, что учение Основоположников не живет и побеждает, а напротив, насквозь ложное, народ кинулся зарабатывать, способами как законными, так и не совсем. Бывшие прорабы и инженеры по системам канализации и водоотведению, забыв, как по двадцать лет строили несчастную панельную девятиэтажку, кинулись захватывать «вкусные» места и «лепить» офисные здания и жилье «европейского уровня» со скоростью, при развитом социализме, невиданной. А место, где доживали свой век двухэтажные «деревяшки» оказалось просто «золотым».
Расположенное между двумя основными магистралями района, а до метро, буквально, пять минут неспешным шагом, оно просто манило строителей, в одночасье ставших «девелоперами». И бараки начали самовоспламеняться, да еще с такой регулярностью, что несчастные жители последние несколько месяцев, организовав систему дежурств и оповещения, были вынуждены спать в одежде и с документами в карманах, чтобы успеть выскочить из дома при очередном поджоге. История была в городе известной и скандальной. Почти в каждом бараке можно было найти пару-тройку закопченных пятен-следов вовремя замеченных поджогов.
Одного поджигателя поймали, но заказчика установить не удалось, мужчина молча «сел» на два года. Власти разводили руками и говорили о демократии и рыночных отношениях. Нет, застройщики предлагали «по доброму» решить вопрос. Но, как я понимаю, понятие «доброго» у строителей и жильцов сильно различалось. Среди бараков треть считалось общежитиями, жильцам которых строители были готовы хоть сейчас выделить новое жилье на окраине города, но по нормам общежития, то есть по шесть квадратных метра на одного прописанного.
— Нас два раза поджигали — мрачно произнесла моя собеседница.
— Вот видите — я наклонился к ее уху и заговорил трагическим шепотом: — а по нашей информации теперь строители нанимают малолетних пацанов, чтобы те все бараки подожгли одновременно. У вас дети есть?
— Дочь у меня, четырнадцать лет, — женщина испуганно прижала ладонь ко рту.
— А они пацанов нанимают, потому что для малолеток ответственность уголовная не предусмотрена, — продолжал я шепотом накалять ситуацию: — а вчера они на человеке у вас под окнами тренировались. Вот натаскают пару десятков ребят, еще какого-нибудь прохожего поймают в темноте и сожгут, а потом все бараки сразу подпалят, и не факт, что вы выскочить успеете. А без жилья вы никому не интересны будете, никаких новых квартир. Дадут такие же бараки в бывшей воинской части за городом, и этому счастливы будете. А сгорит если кто при пожаре, так еще лучше! Нет человека, нет и нужды его расселять, правда? А вы говорите- подумаешь бомжа спалили. До свидания, пойду я дальше.
Через десять минут, не получив никакой стоящей информации в других квартирах, я вышел из общежития и завернул за угол.
— Милиционер, милиционер, подожди, — услышал я в спину. Я обернулся. Из узкой форточки окна на первом этаже высовывалась моя давешняя собеседница и манила меня к себе.
Когда я подошел, женщина, тревожно бросив взгляд окрест, зашептала:
— У меня приятельница в пятом доме живет, Любка Первушина. Так она сегодня мне жаловалась, что у ее мужа из «Жигуленка» пацаны ведро бензина слили. А муж ее видел, как сливали и одного пацана узнал, это Костя Кореец. Только никому не говорите, что я вам сказала, а то мне не жить.
Поблагодарив смелую женщину, я продолжил обход квартир, рассказывая в некоторых адресах свою версию о массовом поджоге, хуже все равно не будет.