Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили

Целых два дня мы снимали в полном покое, под присмотром трех молодых и весьма любезных чиновников, которые время от времени сменяли друг друга. Мы выяснили все, что хотели, по поводу реставрационных работ, поскольку Грация тщательно подготовилась на предмет Тоески и итальянской архитектуры в Чили, чтобы никто не сомневался: других целей для съемки у нас нет и быть не может. Однако военные тоже подготовились на славу. Они со знанием дела рассказывали об истории и значении каждого уголка во дворце, о восстановлении прежнего облика в ходе реконструкции, но при этом проявляли чудеса словесной эквилибристики, избегая упоминаний о событиях одиннадцатого сентября 1973 года. В действительности восстановление велось по самому первоначальному проекту. Одни двери закладывали, другие пробивали, ломали стены, переносили перегородки и убрали неформальный вход с улицы Моранде, через который президент попадал во дворец без почестей, как частное лицо. Перемены оказались такими разительными, что человек, знавший прежний дворец как свои пять пальцев, в новом бы моментально заблудился.

Потом мы застигли своих сопровождающих врасплох просьбой показать оригинал Декларации независимости Чили, который много лет хранился в зале Совета министров и (как мы знали) был уничтожен при бомбардировке. Не признаваясь, что с ним случилось в действительности, они пообещали выхлопотать нам попозже специальное разрешение на съемку, а потом благополучно кормили обещаниями. По этой же причине нам не смогли сказать, где находится кабинет Диего Порталеса и музей, в котором хранились предметы, переданные в дар предыдущими президентами. Музей на самом деле погиб в огне. Та же участь скорее всего постигла бюсты всех президентов начиная с О'Хиггинса, хотя есть и другая версия, что хунта просто убрала всю галерею, чтобы не ставить туда бюст Сальвадора Альенде. В общем и целом, после экскурсии по дворцу создавалось впечатление, что целью всех переделок было стереть любые воспоминания об убитом президенте.

На второй день в Ла-Монеде прямо с одиннадцати утра в воздухе повисло напряжение, слышался быстрый топот армейских ботинок и лязг ружей. Наш сопровождающий неожиданно утратил обходительность и, грубо махнув рукой, велел выключать свет и камеру. Перед нами выросли двое сотрудников в штатском с явным намерением помешать нам продолжить съемку. Мы не понимали, что произошло, пока не увидели генерала Аугусто Пиночета собственной персоной, одутловатого и зеленоватого, шествующего к себе в кабинет в сопровождении адъютанта и двух гражданских. Он появился так внезапно, что мы не успели ничего предпринять, но при этом прошел так близко, что мы услышали брошенные на ходу слова:

— Женщинам верить нельзя.

Уго застыл, прилипнув пальцем к кнопке камеры, будто перед ним представала его собственная судьба. «Надо было задумать покушение, — поделился он с нами позже, — прошло бы как по маслу». И хотя работы у нас оставалось еще часа на три, ни у кого в тот день не хватило настроения продолжать.

Сумасшедший в ресторане

Закончив с Ла-Монедой, итальянцы немедленно и беспрепятственно покинули страну с остатками отснятого материала. В общей сложности у нас получилось тридцать две тысячи двести метров пленки, из которых, после шести месяцев монтажа в Мадриде, вышло четыре часа экранного времени для телеверсии и два часа для кино.

Несмотря на полное завершение изначально намеченной программы, Франки и я остались в Сантьяго еще на четыре дня — в надежде, что удастся поймать неуловимого Дженерал Электрика. Два дня подряд я каждые шесть часов приходил в кафетерий, который мне указали по телефону. Усаживался, располагался и начинал перечитывать свой томик «Потерянных следов», служивший мне талисманом в перелетах. В предпоследний день я наконец дождался — пришла двадцатилетняя девушка с ангельским личиком, в чопорной форме колледжа «Ла-Мезонетт», и назвала следующую явку — известный ресторан «Ше-Анри» на проспекте Порталес, куда мне надлежало явиться к шести вечера с номером «Эль Меркурио» и журналом комиксов.

Я приехал с небольшим опозданием — такси застряло в пробке, вызванной уличной демонстрацией, которую устроили участники мирного сопротивления диктатуре, выросшего на волне отчаянного поступка Себастьяна Асеведо в Консепсьоне. Полиция разгоняла демонстрантов водометами, но более двух сотен промокших до нитки протестующих, не сдаваясь, прижимались к стене и пели хором гимны любви. Все еще под впечатлением от этой возвышенной акции, я взгромоздился на барный табурет и принялся, как велела мне та студентка, читать передовицу «Эль Меркурио», дожидаясь, когда ко мне обратятся с вопросом: «Любите читать передовицы?» На это я отвечу, что да. Тогда меня спросят почему, и я скажу: «Потому что в них освещаются экономические проблемы, интересующие меня в силу профессии». После этого я выйду из ресторана, и у входа будет ждать автомобиль.