Годэн наклонился к Марии, и она шепотом начала рассказывать ему о таинственной книге. Когда она кончила, Сэн-Круа отер пот со лба и произнес:
— Есть многие люди, которые смеются над пророками, но тот монах сказал правду: эта книга — огненный меч, ужасный бич. Его предсказание исполнится. Судьба предназначила нас друг для друга… не будем больше противиться ей.
— Нет, нет, мы бросимся без колебаний в пучину, но выплывем из нее. У нас в руках власть, которая поможет нам разрушить все препятствия на нашем пути. Самое важное сделано, — твердым голосом добавила Мария: — я убила своего отца!
При этих словах она бросала вокруг ужасные взгляды, как бы вызывая на борьбу все злые силы.
Наконец Годэн потушил свечу, и они вышли из комнаты.
Сидя в дымовой трубе, Морель не проронил ни слова из этого разговора. Когда влюбленные ушли, он принял более удобное положение и стал ждать. Видя, что никто не возвращается, старик толкнул находившуюся над ним дверцу, закрывавшую трубу камина. Туча сажи, золы и пыли обрушилась на него; но, не обращая на это внимания, Морель пролез в нее и очутился в камине комнаты Сэн-Круа.
Было темно, и можно было различить только смутные очертания предметов, находившихся в комнате.
— Черт возьми, — пробормотал Морель, — надо было запастись свечой.
Он влез в трубу, спустился в лабораторию, зажег потайной фонарь и снова взобрался наверх. Очутившись в комнате Годэна, он, прежде всего, заткнул замочную скважину, прошептал:
— Это помешает ему сразу открыть дверь, если он придет раньше, чем нужно, а я тем временем успею улизнуть.
Затем он тщательно задвинул занавеси у окна и стал осторожно открывать шкаф.
— Тут все бутылки, — проговорил он и стал вынимать из шкафа различные склянки и рассматривать их на свет. — Гм… Это — очищенный мышьяк, это — киновар. А это? Вероятно какие-нибудь растительные экстракты. Мне повезло? Можете возвращаться, господин Сэн-Круа, вместе со своей переодетой маркизой, я Вас подожду.
Во время этого монолога Морель поставил на место все склянки, запер шкаф и потушил фонарь. Он хотел уже снова спуститься в трубу, как его осенила новая мысль.
— Обставлю-ка я свое появление поэффектнее, — пробормотал он и остался в камине, широкие боковые стенки которого совсем скрывали его. — Какие тайны! — стал рассуждать старик, сидя в своей засаде, — удивительная книга… Какой-то итальянец… Отцеубийство, совершенное маркизой… Замышляются еще убийства… Подождите же, мой милый поручик, мы с Вами посчитаемся!
Прошло уже много времени, начало светать, предметы в комнате стали видны яснее. В это время на лестнице послышались шаги, в замочной скважине щелкнул ключ. Морель вздрогнул: он вспомнил, как вспыльчив поручик, и решил бежать, пока не поздно, благо Сэн-Круа все еще не мог отпереть двери.
Старик уже собрался спуститься по трубе, как вдруг дверь распахнулась и Годэн вошел в комнату; вследствие этого Морелю пришлось поскорей спрятаться в темный угол камина.
Сэн-Круа запер дверь и стал раздеваться. Он снял свою шпагу и поставил ее к шкафу. Морель видел все движения молодого человека; он уже овладел собой, и в его голове созрел новый план. Поручик, очевидно, собирался лечь спать. После того как он пробудет в постели некоторое время, Морель решил выйти из засады, убрать подальше шпагу и, таким образом обезоружив противника, вступить с ним в переговоры. Сэн-Круа не зажигал свечи, а, постояв некоторое время в раздумье, подошел к алькову и бросился на постель…
Прошло около получаса; Морель услышал ровное дыхание и легкое похрапывание спящего. Тогда он осторожно вылез из камина и пополз к тому месту, где стояла шпага Годэна. Уже совсем рассвело и старик внимательно осмотрелся кругом, нет ли где-нибудь еще какого-нибудь предмета, могущего служить орудием защиты. Убедившись, что ничего такого нет, Морель взял шпагу и поставил ее в самый отдаленный угол комнаты. Его руки дрожали и он стукнул тяжелой рукояткой шпаги о стену; в испуге он присел, но спящий уже услыхал звук; он вскочил и громким голосом крикнул:
— Кто тут?
Морель только успел бросить шпагу за большое кресло и встать перед ним. Сэн-Круа бросился в угол, где была шпага, но, не найдя ее, схватил для защиты стул.
— Черт побери! — воскликнул он, — воры!
— Я хочу сказать Вам кое-что, господин де Сэн-Круа, — проговорил Морель.
Годэн не верил своим ушам, — он узнал голос и, протерев глаза после сна, увидел Мореля, безобразная фигура которого, покрытая сажей и золой, тотчас же вызвала в его памяти ужасную сцену убийства Тонно.
— Проклятье! Что ты тут делаешь? — воскликнул Годэн. — Как ты сюда попал? Ты хочешь, кажется, отправить меня по следам Жака Тонно? Куда ты дел мою шпагу? Я разможжу тебе череп, — и он поднял стул.
— Подождите! — проговорил Морель, отступая, — прежде всего я живу в этом доме. Я — помощник Гюэ.
Сэн-Круа опустил стул.
— Во-вторых, — продолжал Морель, — Вы должны еще доказать, что я — убийца, — он встал и важно подбоченился, — а это не так-то легко, господин Сэн-Круа; мне гораздо легче доказать на суде, что Вы и маркиза де Бренвилье — отравители!