— Я и хочу быть мужественным, и буду! — с гневом воскликнул Шарль. — С той минуты, как я увидел Вас, я чувствую себя мужественным и готовым на все. Но если Вы не спасете меня, я останусь во власти Жака Тонно. Послушайте только, что он рассказывает! Как только мне случалось встретить красивую женщину, старик тотчас же старался разлучить меня с ней. Когда я спрашивал, почему он лишает меня радости видеть прелестное лицо, как например Ваше, его лицо принимало гневное выражение. Наконец он открыл мне, что все счастье моей жизни, вся моя будущность зависят от того, чтобы я до двадцати лет избегал знакомства со всякой женщиной, потому что мне от рождения было предсказано, что какая-то прекрасная женщина разобьет мою жизнь и увлечет меня в водоворот ужаснейших несчастий. Я был так смущен, так испуган этим открытием, что избегал всякой встречи с существами, подобными Вам! Но Вы… Вы так прелестны, так добры! Может ли быть, чтобы через Вас мне могла грозить опасность? Ведь Вы хотите мне добра?
— Конечно хочу, Шарль, — ласково сказала маркиза. — Вам никогда не придется жалеть о том дне, когда Вы встретили меня. Как пылает Ваше лицо! Как блуждают взоры!
Она вынула платок и отерла им лоб юноши.
Это прикосновение заставило его вздрогнуть. Он дрожащими руками обхватил плечи маркизы и, крепко-крепко держа, пробормотал:
— О, останьтесь со мной! Не уходите!
Он почувствовал, как прекрасные руки внезапно обхватили его голову и притянули ее к себе и как долгий, горячий поцелуй, запечатленный на его губах, не позволил ему произнести слова восторга, просившиеся у него с языка, и он сам обнял прекрасную женщину.
Однако блаженство этой дивной минуты было внезапно нарушено лаем огромной, страшной собаки, выскочившей из кустов и с оскаленной пастью и грозным рычаньем бросившейся на маркизу. Она с ужасом отшатнулась, но, прежде чем опомнилась, из чащи вышел человек и стал между ней и Шарлем. Это был лесничий, Жак Тонно. В продолжение нескольких секунд он молча глядел то на маркизу, то на юношу, а потом сказал твердым голосом:
— Шарль, сын мой, ступай в лес! Мне нужно поговорить с этой дамой. Повинуйся!
Молодой человек хотел было возразить, но гневный взгляд лесничего заставил его замолчать. Он вернулся за изгородь, на край рва и прислонил пылающую голову к древесному стволу.
Жак Тонно снял шляпу и, пристально взглянув на маркизу, произнес:
— Я не имею чести знать Вас, но, кто бы Вы ни были, я, как отец этого юноши, имею право спросить Вас: что заставляет Вас искать общества моего сына? Каковы намерения, понудившие Вас искать этого свидания с ним, неопытным мальчиком? Вы проникли в нашу хижину, и, конечно, это Вы побудили Шарля оставить спокойный кров моего дома, чтобы стремиться к Вам!
— Неужели маркиза де Бренвилье обязана отдавать отчет в своих поступках лесничему замка Мортемар? — возразила маркиза гордо выпрямляясь и окидывая старика взглядом безграничного презрения.
— Разумеется, но не лесничему, а отцу. Вы обязаны дать отчет отцу! — не смущаясь, повторил Жак.
— Герцог Мортемар, или — вернее — мой отец, Дре д’Обрэ, ответит Вам за меня. Я не умею разговаривать с лесными сторожами.
— Но я-то знаю, на каком языке разговаривают с маркизами, которые поступают, подобно Вам. Можете, сколько угодно, смотреть на меня с гордым презрением! Все равно, я не боюсь. Пусть только герцог расспросит меня, — его слова не останутся без ответа. Что касается Вашего почтенного батюшки, то он, конечно, отлично поймет, что Вы не имели права проникать в мое жилище и стараться своей страстью вскружить голову несовершеннолетнему мальчишке. Оставались бы Вы лучше, знатные господа, в Париже, чем награждать своими пороками нашу тихую, чистую лесную глушь! Среди равных себе Вы найдете много прекрасных пажей, а детей честных поселян оставьте в покое!
— Вы — дерзкий, бессовестный мужик! Как Вы осмелились обвинять меня в преступлении? — воскликнула маркиза.
— Та-та-та, — насмешливо возразил лесничий, — ведь я тоже не вчера родился! Я тоже жил в Вашем свете, и мне знакомы странные капризы важных барынь. Вам очень интересно попробовать иногда простого хлеба, после того как Вы постоянно ели одни сладости.
Маркиза дрожала от стыда и гнева. Она подняла руку и закричала:
— Вон из парка, мошенник, или я забуду, что ты — старик, и ударю тебя! Я положу кровавую отметину на твое лицо и посмотрю, посмеешь ли ты поднять на меня руку. Я даже была бы рада этому, потому что тебя тотчас же постигла бы кара за это.
— Нет, этого удовольствия я Вам не доставлю, — усмехнулся старик, — уйду, и Вы больше не увидите нас. Я уйду из этого места, потому что Вы появились здесь. Вы — роковая женщина; это говорит мне внутренний голос! Дай Бог, чтобы Вы никогда больше не встретились на дороге этого ребенка: это было бы его гибелью… Идите своей дорогой и помните Жака Тонно! Если мы еще раз встретимся в этой жизни, — тогда…