Опасные пути

Только для чего он изливал свой гнев совершенно чужому и, может быть, опасному человеку? Ведь он сам мог надеяться на освобождение скорее, чем кто-либо другой! Однако скоро мрачные предчувствия стеснили ему грудь: он увидел впереди длинный-длинный ряд дней тяжелого заключения.

Значит удача покинула его.

Разбитый, уничтоженный, Лозен бросился на жесткую постель, и в первый раз после долгих лет глаза дерзкого царедворца наполнились горячими слезами.

После ночи, проведенной в горести и волнении, Лозен стал требовать у Безмо принадлежностей для письма; но комендант Бастилии, обыкновенно крайне предупредительный, велел сказать заключенному, что, к сожалению, получил приказ не давать графу ни книг, ни бумаги, ни перьев.

Лозен понял, что его причислили к самым серьезным заключенным. Он сел на грязный стул и едва притронулся к завтраку; остальное время дня он провел в размышлениях и ничтожестве человеческого величия.

Наступил вечер. Граф услышал, как на тюремной башне пробило шесть часов. При последнем ударе дверь тюрьмы отворилась, и вошел человек в военной форме, сверх которой был накинут плащ; из-под последнего виднелась длинная шпага. Лозен узнал в нем д’Артаньяна.

Знаменитый мушкетер подал графу руку и, сострадательно взглянув на него, произнес:

— Граф, берите свой плащ и следуйте за мной.

— Меня требует король?

— Нет, Вы вместе со мной должны покинуть Париж.

Лозен рухнул на стул, так как ноги не держали его. Он был страшно поражен. Суд над ним был, очевидно, произнесен, его враги добились всего, чего хотели: раз его не будет в Париже, его слова уже не достигнут до ушей монарха.

— Господин д’Артаньян, куда Вы повезете меня? — спросил он.

— Вы это узнаете после.

Лозен больше не спрашивал; надев плащ и шляпу, он обернулся к мушкетеру и сказал:

— Пойдемте!

Он знал, что с этого момента его арест будет исключительно строгим, так как д’Артаньян лично исполнял только те приказы короля, которые касались важных арестов. Те, кого поручали личному надзору д’Артаньяна, обрекались на исчезновение, на забвение.

В комнате коменданта у Лозена взяли его кошелек с золотом; но его лицо прояснилось, когда он увидел своего слугу Бенуа.

— Вы можете проститься со своим слугой, — сказал д’Артаньян и отвернулся.

Лозен подошел к Бенуа и шепнул ему:

— Отыщи доктора Экзили, итальянца, и скажи ему, что он должен похлопотать обо мне. Если он поможет мне, то получит царское вознаграждение. — Затем, обернувшись к д’Артаньяну, он сказал: — Я готов.

Мушкетер взял его под руку, и они вышли.

На дворе Бастилии их ждала закрытая карета, запряженная четверкой почтовых лошадей. На козлах, рядом с кучером, сидел гвардеец; на запятках — еще двое солдат.

Лозен и д’Артаньян сели в карету, лошади дружно взяли с места, и скоро Бастилия осталась далеко позади.

Это было долгое, очень долгое путешествие. По ночам д’Артаньян оставался в комнате Лозена, если им случалось ночевать по дороге в гостиницах. Разговаривали они мало, д’Артаньян избегал больших городов.

Наконец они достигли веселой зеленой равнины; казалось, осень уступила здесь место весне. Луга и деревья зеленели, цветы благоухали, точно на дворе стоял май. На горизонте выступали снеговые горы; горные потоки весело шумели вдоль дороги.

Когда экипаж въехал в прелестную долину, д’Артаньян высунул голову из окна кареты и произнес:

— Вот мы и приехали!

Лозен также выглянул из окна. Перед ним, на горе, высился замок с массивной четырехугольной башней; внизу, за стенами замка, ютился маленький городок, окруженный прекрасным сосновым лесом, простиравшимся до горных ущелий.

— Это и есть цель нашего путешествия? — спросил Лозен.

— Да, граф, — ответил д’Артаньян, — это — Ваше будущее местопребывание: цитадель Пиньероль.

Де Лозен молча откинулся вглубь кареты.

Через полчаса карета остановилась на дворе цитадели. Навстречу путешественникам вышел высокий, мрачный человек в домашнем платье из черной саржи и шелковой шапочке на коротко остриженных волосах; на желтом, как воск, лице выделялись огромные усы.

— Вот Ваш новый узник, господин де Сэн-Марс, — сказал д’Артаньян, выходя из кареты.

— Вчера вечером курьер привез мне известие о его прибытии, — ответил Сэн-Марс. — Посланный выехал из Парижа днем раньше Вас.

Лозен в последний раз взглянул на д’Артаньяна и сказал:

— Прощайте, капитан!

Д’Артаньян пожал ему руку.

— Вам хорошо, — сказал граф, — Вы можете умереть с оружием в руках. Это — лучшая участь солдата; между тем придворные Людовика кончают свою жизнь в тюрьме.

Сэн-Марс, слышавший эти слова, не сморгнув, обратился к д’Артаньяну:

— Прошу Вас передать мне бумаги.

Мушкетер подал ему два письма.

Сэн-Марс бегло просмотрел их и произнес:

— Все так, как я и предполагал. Граф Лозен, Вы теперь подчинены мне. Следуйте за мной: Ваша тюрьма готова.

Он пошел вперед; за ним солдаты повели узника. Сэн-Марс сам отпер одну из дверей; глазам графа представилась маленькая комната, снабженная самыми необходимыми принадлежностями.

— Вот Ваше жилище, — сказал Сэн-Марс, — правила нашей крепости я сообщу Вам завтра. Входите!