Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Подобные истории, по воспоминаниям того же пользователя «Живого журнала», объясняли, откуда берутся порнографические открытки, которыми иногда торговали в поездах: «…пляжи и места для загорания в летнее время в буквальном смысле кишели американскими и японскими шпионами. Они фотографировали мужчин и женщин на такую пленку, а потом через подставных фотографов продавали эту порнографию в поездах, нарочно чтобы скомпрометировать советский строй»⁸⁰³.

Так же как и история про французского актера, этот фольклорный сюжет отражает характерный советский страх перед взглядом иностранца. Она, как и иракская история о «черных очках», представляет собой пример фольклорной артикуляции — то есть выражает дискомфортные эмоции группы (страх перед взглядом иностранца), при этом не облегчая их, а проговаривая этот страх на языке легенды.

«Взлом приватности» по-советски: второй опасный взгляд

Все перечисленные воображаемые приборы были способны в «одностороннем порядке» вторгаться в приватное пространство людей. В позднесоветском фольклоре таким свойством обладали не только красная пленка и красные очки. Часто говорилось, что устройства, наделенные аналогичными возможностями, есть у КГБ, — что, несомненно, имело под собой вполне реальные основания. Многочисленные слухи и городские легенды, приписывающие этой организации исключительные возможности в сфере бесконтактного контроля над частной жизнью граждан («мы их не видим, а они наблюдают»), становятся актуальными в этот момент не случайно.

Во-первых, на протяжении 1960‐х изменяются стандарты приватности, в частности под влиянием массового жилищного строительства для все большего количества горожан их квартира становится своей «маленькой крепостью», где можно вести пресловутые «кухонные разговоры»⁸⁰⁴.

Во-вторых, в эпоху, предшествующую НТР, технологии полицейского контроля за гражданами были в основном «человеческими» (донос, слежка, провокация) и боялись, соответственно, именно их. В 1930–1950‐е годы угроза со стороны власти адресовалась непосредственно телу: по малейшему обвинению человека арестовывали, пытали, быстро приговаривали к лагерному сроку или казнили. В сталинское время карательные органы применяли к гражданам прямое физическое насилие, опосредованное минимумом юридических процедур, что и отразилось в городском фольклоре того времени — например, в историях о том, что в подвале здания НКВД установлена гигантская мясорубка, перемалывающая тела жертв, или о том, что в реку из этого здания по специальному желобу сливается кровь⁸⁰⁵. Из технических атрибутов власти большой страх вызывали только машины соответствующих ведомств⁸⁰⁶. В 1960–1970‐е годы фокус угрозы сменился, а процедура преследования усложнилась: у нее появились дополнительные звенья (например, профилактические беседы с сотрудником КГБ), включая разные виды технологического контроля (сбор «оперативных сведений» через прослушку и фотонаблюдение). В 1960‐е годы в документах КГБ регулярно появляются запросы на использование при слежке за гражданами «литерной аппаратуры», то есть каких-то подслушивающих устройств, столь секретных, что их скрывали под буквенным кодом — отсюда и «литера».

Растиражированные образы таких полицейских и шпионских практик (в том числе через массовую культуру), конечно же, стали толчком к появлению слухов о суперприборах, с помощью которых можно проникнуть в приватную сферу человека без прямого контакта.

Боязнь реальных или вымышленных устройств, делающих проницаемым частное пространство, была особенно распространена среди людей, имевших основания опасаться политических преследований со стороны властей — в среде диссидентов или фрондирующей столичной интеллигенции. Точно такие же страхи преследуют современных белорусских оппозиционеров⁸⁰⁷. Наши московские информанты говорят не только о тотальной прослушке через телефоны, но и о существовании особых приборов, с помощью которых КГБ может прослушивать разговоры на большом расстоянии сквозь окна квартир, кодируя обратно в текст вибрацию оконного стекла, вызываемую человеческой речью, или просвечивать стены. В фильме «Движение вверх» (2017) именно с его помощью сотрудник КГБ слушает разговоры людей за окном. Другой информант слышал, будто нельзя читать самиздатскую литературу на скамейке, потому что «все видят со спутника»⁸⁰⁸.

Анекдоты того времени тоже говорили о тотальности прослушки. «Товарищи, не гасите окурки в цветочных горшках — вы можете повредить микрофоны», — сообщает объявление в холле московской гостиницы в анекдоте⁸⁰⁹.

В то же время советская пропаганда утверждала, что такие приборы используют западные (прежде всего, американские) спецслужбы для слежки за собственными гражданами: «агенты ФБР для обнаружения „неблагонадежных“ широко используют телевизионные камеры, замаскированные фотоаппараты, электронное оборудование <…> электронные глаза и электронные уши тысячью различных способов используются для слежки за людьми»⁸¹⁰.