— Обязательно. — За пять лет Гейб еще никогда не пропускал жеребьевок, когда судейская коллегия определяла, кому какая дорожка достанется. Разумеется1, его присутствие или отсутствие не могло оказать никакого влияния на то, по какому полю предстоит бежать его жеребцу, но это был его жеребец.
— Кстати, перед жеребьевкой в старом паддоке состоится небольшой фуршетик. Ты не проголодалась?
Келси со стоном прижала ладонь к животу.
— С тех пор как мы приехали в Луисвилль, я ем как голштинец (1Голштинская порода — старинная немецкая порода крупных упряжно-верховых лошадей), так что я вполне могу позволить себе пропустить этот завтрак. Но если ты… — Она не договорила, заметив, что Гейб ее не слушает. Нет, он не просто не слушал ее — его взгляд скользнул в сторону и, словно луч лазера, сосредоточился на чем-то или на ком-то на конюшенной площади.
— Что случилось? — с тревогой спросила Келси.
— Ничего.
На мгновение Гейбу показалось, что он увидел в толпе конюхов своего отца. Эта знакомая походка, этот светлый костюм, столь неуместный среди вязаных свитеров и хлопчатобумажных курток… Все это промелькнуло и исчезло, так что Гейб не мог сказать с уверенностью, не показалось ли ему. Да и что Рику Слейтеру понадобилось возле конюшни в такой ранний час? Нет, невероятно.
— Ничего, — повторил Гейб, стараясь стряхнуть страх, охвативший его с неумолимостью условного рефлекса. — Если не хочешь есть, можешь просто постоять со мной рядом.
Он больше не думал о странном явлении светлого костюма. Прежде чем утро подошло к концу, Гейб уже знал, что его вороному досталось третье поле, поэтому он отыскал Джемисона и своего жокея, и они втроем занялись составлением тактической схемы на предстоящую скачку.
— Значит, нам досталось первое поле? — Келси стояла вместе с Боггсом в конюшне, лениво покусывая одно из яблок, которыми были набиты ее карманы. Боггс развешивал на проволоке выстиранные бинты. — Честное слово, господь знает, что делает.
Боггс отцепил от штанины еще одну бельевую прищепку и аккуратно закрепил на проволоке очередную полоску голубой ткани.
— Бог небось тоже смотрит дерби, как все нормальные люди. Может быть, у него даже есть свой фаворит. — Боггс вернул на место лишнюю прищепку и огладил ладонью потертое скаковое седло. Металлические пряжки и заклепки на нем сияли, как маленькие солнца, начищенные его собственной рукой. — Но я все равно готов собрать всех этих покойных президентов, которые лежат у меня в кармане, и всех как есть поставить на нашего Горди.
— Я думала, ты никогда не играешь.
— Не играю. — Боггс неторопливо расправил на проволоке теплую попону. — С апреля семьдесят третьего.
С этими словами он бросил на Келси быстрый взгляд. Боггсу было интересно, сообразит ли она, что именно в этот год Наоми застрелила Алека Бредли. Не увидев в глазах Келси ничего, кроме вежливого интереса, Боггс продолжил:
— Мы должны были выступать в Лексингтоне — прикидочная скачка перед дерби. Вроде недавнего Блюграсс. В «Трех ивах» тогда тоже был отличный жеребец, которого мы планировали выставить на дерби. Сколько же в нем было лошади, в этом жеребце! Я любил его, как не любил ни одну женщину. Сам он был светло-гнедой, и кличка у него была поэтому Солнечный… В общем, я, наверное, чуток тронулся умом, потому как поставил на него свой месячный заработок, а тут… Короче, Солнечный вылетел из ворот так, словно уже видел перед собой финишный столб, но на первом повороте жеребец, шедший с ним ноздря в ноздрю, споткнулся и толкнул Солнечного на забор, и мой жеребец упал. Я как только это увидел — сразу понял, больше ему не бегать. Поломал кость — правую переднюю — вдребезги. Тут уж ничего нельзя было сделать. Твоя ма сама взяла пистолет и выстрелила ему в ухо. Это был ее жеребец, и она плакала, когда стреляла, но все равно она сделала все как надо. — Боггс тяжело вздохнул. — С тех пор я не играю. Мне все кажется, что, если я поставлю — быть несчастью.
Келси обхватила Боггса за плечи, и некоторое время они оба молча созерцали орудия его ремесла: сохнущие на проволоке бинты, наглазники, стеганые попоны и ватные подушки.
— С Горди ничего не случится.
Боггс кивнул и взял из рук Келси яблоко.
— Нельзя любить лошадь, мисс Келси. Неправильно это. — Он потер яблоко о рукав и вернул Келси. — Так или иначе, но они разбивают тебе сердце.
Келси только улыбнулась и, подбросив яблоко высоко вверх, ловко поймала его.
— Это для меня или для Горди? Морщинистое лицо Боггса словно треснуло, когда на нем появилась улыбка.
— Он, любит яблочки-то…
— Тогда я лучше угощу его.
Когда Келси сделала шаг к выходу, Боггс переступил с ноги на ногу и почесал заросший щетиной подбородок.
— Знаете, я сегодня видел здесь одного человека, которого не встречал уже несколько лет… С той самой весны семьдесят третьего…
— Кого же?
Боггс шагнул к ней, взял из рук яблоко, повертел в своих крепких узловатых пальцах и неожиданным резким движением разломил на две одинаковые половинки.
— Старика мистера Слейтера.
— Отца Гейба? И ты видел его здесь?