Опасные тропы

— До чего же ты ершист, честное слово, — примирительно сказал Ельшин. — Вознесся, теперь и дружба моя тебе не нужна. Боишься, к славе твоей хочу примазаться? Мне твоей славы не нужно, да и не видно пока славы этой. Может, все твои опыты кончатся пшиком, еще ничего не известно. А забывать о той помощи, что я тебе оказывал, — нехорошо, Алеша.

Шавров помрачнел.

— Вы — инженер со стажем, я — без году неделя, из простых сталеваров, вуз окончил без отрыва от производства, все это так, — заговорил он со сдержанным гневом, — однако это еще не дает вам права демонстрировать ваше несуществующее превосходство надо мной, болтать о вашей мифической помощи мне.

Как бы развивалась эта беседа, сказать трудно, ее прервал Брянцев, радушно встретивший молодого инженера. Вскоре на веранде появился Гришин, неспешный, важный.

— Василий Фомич, — произнес он, осматриваясь, — где же хваленая картина, привезенная вами из Москвы? Что-то не вижу ее. Мне интересно, я ведь сам в некотором роде художник…

Брянцев шутливо ударил себя по лбу:

— Совсем забыл! Виталий, картину тебе привез. Перед самым отъездом нагрянул твой дружок, художник Васильев, и передал в подарок тебе эту вещь, на память.

Ельшин растроганно сказал:

— Спасибо вам, Василий Фомич. А Васильев — молодец. Я его творчество уважаю.

— Чего там уважать, не понимаю. Так — мазня какая-то. А где она? Ее увез Михеев, куда же он ее дел?

Откуда-то подала голос Степанида:

— А чевой-то тут в тряпке завернуто?

— Где?

— Да вот, около плиты.

Брянцев заглянул за дверь.

— Она и есть. Картину к огню поставил, ну и ну.

— От Сеньки иного и ожидать было нечего, — пренебрежительно заметил Гришин. — У него на уме только глупости.

Картину Ельшин с кухни притащил, но открывать не стал.

Вошла Зинаида Савельевна, предложила накрывать на стол в гостиной: к вечеру посвежело, того и гляди пойдет дождик. Брянцев пригласил Шаврова в свой кабинет для делового разговора. Ельшин снова уселся на диване с «Огоньком». Гришин нерешительно топтался рядом.

— Как подвигаются дела на любовном фронте? — вежливо осведомился инженер.

— Тише вы, ради бога! — испугался Гришин.

— Здесь же вашей жены нет, — рассмеялся Ельшин.

— Ну, знаете, Виталий Ефремович… — обиделся Гришин.

Ельшин добродушно рассмеялся:

— Не надо трусить, Тарас Ильич, вам это не к лицу! Внешность благообразная, солидная, а храбрости маловато. Так как же с той, заезжей?

Гришин заискивающе понизил голос:

— При моем жаловании трудно добиться успеха, Виталий Ефремович.

— Не прибедняйтесь, дачку вон какую отгрохали…

— Нашли о чем вспоминать, — жалобно сказал Гришин. — То было совсем другое время, а сейчас вот нет и полсотни рублей — сводить знакомую в ресторан.

Ельшин погрозил пальцем:

— Опять под деньги подговариваетесь? Сколько вам еще?

— Боюсь и просить, я у вас и так в долгу, как в шелку.

— Бросьте жеманничать… Сколько все-таки? Только, чур, ни одной живой душе ни слова, а то пойдут разговоры.

— Понимаю, Виталий Ефремович. Мне как-то неудобно…

Ельшин смеялся сквозь зубы, с присвистом.

— Старый плут, — зашептал, озорно сверкая глазами, — ведь знает, что по дружбе не откажу, а кокетничает, как та заезжая балерина. Сколько?

— Мне бы пару сотенных, — еле выговорил Гришин, млея от счастья и преданности.

— Пару, так пару, — произнес Ельшин неожиданно деловым тоном. — Я вам доверяю. Придет время — рассчитаетесь. Давайте так договоримся: завтра к вечеру приезжайте на рыбалку, там я вам и деньги вручу.

— Это куда же приехать?

— Вы лесничего Васюкевича знаете?

— Встречаться не приходилось, а так — слыхал о нем.

— Так вот, хотите деньги получить, приезжайте на рыбалку. Озерко там есть одно превосходное, а под вечер рыба клюет неплохо.

— Не думал, что вы рыболов заядлый, — уважительно сказал Гришин. — Обязательно буду. И захвачу кое-чего по малости, — легко щелкнул себя по крахмальному воротничку.

Ельшин настойчиво сказал Гришину, не глядя на него:

— А теперь вам следовало бы уйти отсюда, Тарас Ильич.

— Почему? — удивился Гришин.

— На рыбалке узнаете, — уклонился от ответа Ельшин. — Идите, идите.

— Я хотел вместе с Шавровым…

— Его наверняка оставят обедать, а вам задерживаться не следует. Идите.

— Если вы настаиваете, — покорно согласился Гришин, протягивая руку на прощание.

Через минуту Гришин скрылся за поворотом улицы.

Ельшин принялся наконец за присланную ему приятелем из Москвы картину: осторожно освободил ее от парусины, внимательно осмотрел.

Глава тринадцатая

Обед получился на славу. Зинаида Савельевна вообще отличалась хлебосольством, а тут к тому же два важных обстоятельства: возвращение из командировки мужа и присутствие Шаврова, о котором она слышала много хорошего от Ани. Обед в данном случае — понятие относительное, по времени это скорее был ужин, — уже стемнело.

Зинаида Савельевна и Василий Фомич усердно потчевали, Ельшин и Шавров, как будто забыв о недавней размолвке, ели, шутили. Ничто не предвещало неприятностей. Но они все-таки начались. Выходившая куда-то по делам Степанида между прочим сообщила о брошенном за углом грузовике.

— Какой еще там грузовик? — удивился Брянцев.