Девушка вскинула на него счастливое лицо.
— Через несколько дней выпишется из больницы.
Взяв девушку под руку, Соколов прошел с ней в отведенную ему комнату, повесил пыльник на гвоздик, заговорил с уважением:
— Крепкий мужик — инженер Шавров, другой на его месте, пожалуй, так легко не отделался бы. И чудесной души, говорят, человек. Правильно это, а? Откровенно скажи, мы с тобой, Аня, друзья… Не только от своего имени спрашиваю. Шелест вот в письме тоже твоей судьбой интересуется… Ну, говори.
Аня шепнула сквозь слезы:
— Не знаю… не знаю я.
Соколов облегченно вздохнул:
— Зато теперь я знаю… — погладил девушку по голове. — Вот теперь я спокоен за тебя.
Аня нежно произнесла:
— Алексей… Я во всем, во всем помогу ему! Он такой…
Полковник осторожно перебил:
— А как же Виталий?
Девушка тихо ответила:
— Н-не знаю, дядя Ваня, не могу же двоих любить!
— И незачем, — улыбнулся полковник Соколов. — Выбор твой одобряю. Ну а Алексей… он как к тебе относится?
Аня вытирала полные слез глаза.
— Не знаю, ничего он мне не говорил.
— А мне вот сказал… Боится, в годах, говорит, разница.
— Так и сказал? Не может быть! — вспыхнула Аня.
— Что же, я врать буду? Факт, так и сказал.
— А вы?
— Я, что же. Неудобно как-то малознакомому человеку сказать, что он чудак, но, между нами, я ему намекнул, пусть обижается, если хочет.
Аня шагнула к полковнику Соколову, прильнула к плечу.
— Вот и чудесно, — поддержал ее Соколов. — Не плачь, все утрясется, и, наверное, раньше, чем окончится мой отпуск, так что у меня имеется шанс погулять на твоей свадьбе. Да, давно хочу спросить тебя — ты Виталия с детских лет помнишь?
— Очень смутно.
— И до приезда сюда никогда с ним не встречалась?
— Ни разу.
— Ну а фото его тех времен у тебя есть?
— Групповое.
— Изменился Виталий с тех пор?
— По тому фото судить трудно, да и его там еле видно в третьем ряду.
Соколов переменил тему разговора.
— Ты, кажется, собиралась стать женой Виталия…
— Нет, — Аня смутилась, говорила с трудом. — Я его не любила, он объяснялся, настаивал, рассказывал о боевом прошлом наших отцов, о большой дружбе наших семей тогда, до войны…
— Понимаю… — задумчиво произнес полковник, — психическая атака.
— Мне казалось, да и сейчас кажется, что Виталий любит меня, и я почти согласилась выйти за него. Выйти… — она на мгновение умолкла, подняла на него глаза. — А потом я поняла, что люблю Алексея Шаврова, — продолжала Аня, — и вот не знаю, что делать. Мне стыдно смотреть Виталию в глаза, — она поправила стоявшую на столе фотокарточку Ельшина.
— Ты перепутала фото. Здесь должна быть другая карточка, — тихо сказал Соколов и протянул ей снимок.
— Кто это? — удивилась Аня.
— Это инженер Виталий Ельшин, — твердо сказал полковник.
Ее расширенные, наполненные ужасом глаза остановились на фото там, на столике:
— А это? Кто же он?
— Пока не знаю. Но скоро обязательно узнаю, — пообещал Соколов.
— Где же Виталий? — еле слышно спросила она.
— Не беспокойся, жив. Работает в Хабаровске. У него семья.
Обессиленная, она опустилась на стул.
— Вот что, — продолжал полковник, — предупредить тебя я обязан: будь с тем, кто выдает себя за Виталия Ельшина, начеку. Ты не должна и виду подавать, что знаешь правду, иначе он догадается, насторожится…
— Обещаю… — прошептала Аня.
— Верю. А вон и Василий Фомич приехал.
— Извините, дядя Ваня, — девушка быстро покинула комнату.
Брянцев прямо прошел к гостю, поздоровался, устало подсел к столу.
— Ты вроде бы с лица сдал после приезда из Москвы, — пошутил Соколов.
— Сдашь, брат! По-новому все дело ставим, по-новому жить начинаем. Раньше на неполадки будто в перевернутый бинокль смотрели — далеко они и маленькие, а как велели нам партия и правительство в бинокль как положено взглянуть, мы и ахнули — завод образцовый, а с технологией не все в порядке… Представляешь мое положение?
— Смутно представляю.
— То-то и оно! Тебе простительно, ты ведь у нас кандидат исторических наук и к технике не привержен, а с меня рабочие ой как спрашивают, и спрашивают, не когда прекратила свое существование Византийская империя, а почему, например, у нас слабо еще внедряются в производство ценные рационализаторские предложения, почему мы «новыми» марками называем сорта стали, которые плавим не один год уже.
Немного помолчали.
— Что же ты им отвечаешь?
Брянцев сердито поднял брови:
— Я ведь не оратор тут, а директор. Отвечать-то не словами надо, а делом. С меня не красноречие спрашивают. Так-то, товарищ ученый, — закончил он шутливо.
— Письмо сегодня получил, из Москвы переслали, от Шелеста, — сказал Соколов.
— Что пишет?
— Приветы… Вспоминает, конечно, о любимых его Курилах, о Камчатке… На КПП у него куча забот-хлопот. Старая пословица «Солдат спит, служба идет» ныне не годится. В наше время та служба, когда солдат не спит, а бодрствует…
— А у тебя как? — осторожно осведомился Брянцев.
— И успехи есть, и неудачи. Михеева посоветовал освободить.
— Правильно, зачем же парня мучить, коль он невиновен, — согласился Василий Фомич.