Опасные тропы

Одно время Барин серьезно размышлял над тем, чтобы установить с собранными здесь уголовниками «деловые отношения». Они были разными людьми: те — малограмотны, невежественны, избравшие профессию воров и бандитов потому, что им нравилось «шикарно» жить, пьянствовать, развратничать, а для этого надо было воровать и убивать, — и они воровали бы и убивали независимо от социального строя страны, в которой подвизались; при этом они, сознавая себя бандитами, не видели в том ничего плохого. Барин же, щеголь и трезвенник, пытался убедить себя в том, что он вовсе не бандит, а дворянин, сознательный враг и Советской страны и советских людей, ведущий, так сказать, войну в одиночку. Все это — фальшь, ложь, но дворянчик Чистяков в отличие от них нуждался в фиговом листке, таково уж у него воспитание! Без «идеи» он не мог даже грабить и убивать. Барин владел несколькими иностранными языками, следил за прессой, не забывал изо дня в день заниматься с гирями — возил их даже с собой в чемодане, — и отдавал должное искусству грима, позволявшего ему порой весьма основательно изменять внешность. Он скрытен и до предела недоверчив. Вот почему никто из бандитов, сидящих здесь, не знал его в лицо.

Итак, было время, когда, помня заветы отца, белогвардейца Викентия Чистякова, Барин раздумывал над тем, как бы связаться с уголовниками и использовать их в своих целях, — ему по-прежнему мерещились банды повстанцев, на которых погорел его незадачливый папаша. Правда, пока от мысли до дела расстояние сохранялось вполне приличное.

Прошла неделя. Адам Адамыч решил, что он достаточно «отдохнул». Как-то ночью встал, посмотрел на насторожившихся сожителей.

— Не пищать! — предупредил он, сопроводив свои слова выразительным жестом, подошел к окну, одним толчком вышиб ржавую, давным-давно сгнившую решетку и нырнул в образовавшийся проем. Его примеру последовал тот, кто выдавал себя за аджарца. Они скрылись в тихой ночной тьме. Чутко прислушиваясь, обитатели камеры долго еще сидели молча — никто из них на волю не захотел.

Когда в городке поднялась тревога, человек с двумя кличками был уже далеко. Его спутник оказался не аджарцем, а турком, но занятый своими мыслями Адам Адамыч даже не спросил, каким образом тот очутился в этих местах, на территории Советского Союза.

Они все дальше уходили в горы.

— Бенимле бирлекте (вместе со мной)… — шептал турок, забегая вперед.

Адам Адамычу было все равно, «бенимле» так «бенимле», приведет же он его куда-нибудь, где можно будет наконец отдохнуть, выспаться и потом уже подумать о том, что делать дальше. Однако получилось не так, как он рассчитывал.

На третьи сутки они добрались до глухого ущелья, у самого выхода из которого в заброшенной хижине турка поджидал человек. Незнакомец встретил их настороженно и явно без энтузиазма. Отведя турка в сторону, сердито выговаривал ему за приход с «чужим», выспрашивал, доставлены ли по назначению какие-то документы. Говорили по-немецки. Адам Адамыч владел этим языком довольно сносно, понимал их. Турок промышлял контрабандой и, по-видимому, кое-чем посерьезнее; его белобрысый, молодой еще собеседник на русского не походил. Турок рассказал немцу — в национальности незнакомца Адам Адамыч почему-то не сомневался, — о событиях, свидетелем которых ему довелось быть в камере предварительного заключения. Немец внимательно слушал, пожал плечами, сказал сухо:

— Посмотрим, посмотрим… Такому субъекту вряд ли можно доверять. А вам надо возвратиться к морю… Найдите возможность переправиться. В нейтральных водах вас встретит яхта… — он вручил турку пачку банкнот, и тот, даже не попрощавшись со своим недавним спутником, исчез. Когда затихли его шаги, немец неожиданно любезно сказал по-русски, с заметным акцентом:

— Прошу, как это по-фашему… к нашему шалашу, господин Чистякоф. Балфан ушёль, мы будем говорийть… Я дафно мечталь увидеть вас. — И строго, с угрозой сказал: — Пора кончайть, как это… балофать. Для фас у нас есть настоящее дело.

— Кто вы? — спросил Адам Адамыч с интересом.

— Я есть инженер Крюгер… Бодо Крюгер. Работаю ф России по контракту, как специалист, скоро меня фозфращают на родину, ф Германию. — С усмешкой добавил: — Ф Советском Союзе много сфоих инженероф, они думают обойтись без нас.

— Я же не инженер, — пожал плечами Адам Адамыч.

Немец — тощий, бледный, с выпирающими скулами, сердито засопел:

— Мы с фами ни есть дети. Зачем нам валяйть дурака? Мы фас изучаль. Мы берем фас на свою служпу, даем фам деньги, много денег…