Опасные удовольствия

– Ну и как мы решим насчет Ксении? – спросил он наконец. – Я понял, ее домашний телефон тоже не достанется мне бесплатно. Сколько вы хотите? – Антон со вздохом полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда портмоне.

Хруст купюр был самым приятным звуком для Сюзанны Эдмундовны. Всплески волн, вечернее стрекотание кузнечика, голос любимого, шум леса, трель соловья – ничто для нее не могло сравниться с тихим шуршанием дензнаков, вкладываемых в раскрытую ладонь.

– Я бы запросила сотню, но учитывая, как страстно вы хотите встретиться с Ксенией – сто пятьдесят. Сто пятьдесят тысяч.

Антон зло швырнул на стол деньги, и на каждом пятидесятитысячном банкноте горела надпись: «Подавись, собака!»

Сюзанна Эдмундовна неторопливо и с достоинством спрятала деньги, заработанные непосильным трудом, и взяла трубку радиотелефона.

– Здравствуйте, – с придыханием сказала она невидимому собеседнику. – Бронеслав Аскольдович не может сейчас подойти? На кафедре? Угу. Его жена, да. Люда? Людочка, добрый день, я вас не узнала. Людочка, у меня к вам огромная просьба. Муж говорил, у него учится девочка, Ксения Губкина. Вы там в своих списках не могли бы посмотреть номер ее телефона. Или адрес. Конечно, я подожду. Да? Так, записываю. Спасибо, вы мне очень помогли. Да, передайте, что я звонила, если у него будет свободная минута, пусть позвонит мне на работу.

Сюзанна Эдмундовна протянула Антону оранжевый квадратик бумаги с адресом Ксении Губкиной.

– Телефона или нет, или просто не указан, сами выясняйте. Вам ведь хватит адреса?

– Хватит, – буркнул Антон. – Спасибо. До свидания.

Он забрал со стола оранжевый листок и стремительно покинул заведение.

«И даже сказал „спасибо“, – размышляла Сюзанна Эдмундовна в одиночестве. – Но как, однако, наглеешь, не встретив должного отпора. Приятный молодой человек. Если бы на его месте оказался малиновопиджачный буржуеныш в цепях и перстнях, я бы за свое хамское поведение давно лежала под столом с набитой мордой. Хорошо, если с набитой мордой, а если с проломленным черепом? И не под столом, а в канаве где-нибудь в ста километрах от МКАД? М-да, перспективы…»

Глава 30

Банкет закончился в половине двенадцатого. Вячеслав Матвеевич сквозь стеклянные двери вышел на улицу и с отвращением втянул в себя пропитанный гарью воздух. Нечем дышать. Надо перебираться за город. Да, надо закончить ремонт в недавно купленном коттедже и перебраться в «Родниково». Там чудесный воздух.

Здание «Юропиэн ойл трейд компани» иллюминировало огнями. Под боком Куницына суетился организатор, предлагая «кадиллак». Разгоряченная напитками и вкусной едой, немногочисленная компания представительных мужчин разъезжалась на сверкающих лимузинах. Президент «Ойлэкспорт интернешнл» вежливо обменялся последними рукопожатиями и улыбками с коллегами, контролирующими, как и он сам, нефтяные реки, и, оставшись один, облегченно вздохнул: страстно хотелось уединения.

Холод и темнота, переполнявшие его последнюю неделю, концентрировались. Угнетенность, сплин, раздражение не покидали Куницына. Глеб своим предательством вонзил в его сердце нож. Но погибнув, заставил клинок войти еще глубже. Вячеслав Матвеевич тосковал. И, как ни странно, пленительная Виола теперь только усугубляла его тоску. Куницын с ужасом ловил себя на мысли, что Виола десятилетней давности и сегодняшняя светская красавица разительно отличаются друг от друга. Эпизодически общаясь с Виолой на правах друга семьи, Куницын вносил новые черточки в портрет любимой. Десять лет, как Рафаэль Санти, он создавал прекрасное творение, рисовал образ изумительной и неповторимой женщины, богини его сердца. Теперь, получив в зубы драгоценный оригинал, Вячеслав Матвеевич с разочарованием убеждался, что плод его воображения гораздо привлекательней живой Виолы. Это означало десять лет бесполезных страданий, десять лет жизни, истраченных на тоску по несуществующему идеалу…

– Вы грустите? – раздался тихий голос откуда-то справа, и Вячеслав Матвеевич вздрогнул от неожиданности. Он стоял около своего автомобиля и смотрел в темноту. И из этой темноты материализовалось сияющее видение в вечернем платье и легкой норковой шубе.

– Я замерзла, – поделилось видение, зябко кутаясь в мех. – Вы не пустите меня в свой автомобиль погреться?

До Куницына донесся запах духов, моментально пробудивший в нем какие-то неясные, но очень приятные воспоминания. Он открыл дверцу машины. Женщина скользнула внутрь, в разрезе платья мелькнуло длинное, безукоризненное бедро. Вячеслав Матвеевич обогнул автомобиль, сел за руль и включил обогрев.