Опасные удовольствия

– Хораса Пила той ночью отвезли в Марбл-Майл в экипаже клуба «Меркурий», – подытожил Колин. – Так что мне надо ехать туда.

Марбл-Майл, куда в своей прежней жизни Колин мог добраться в экипаже за несколько часов, теперь можно было считать Америкой, учитывая их нынешнее транспортное средство. Не говоря уже о том, что Колин был беглецом, его разыскивали и он едва дышал в этом гробу.

– Но мы же не можем отправиться в Марбл-Майл вместе с этим гробом и на этой скорбной повозке. Может быть, вам стоит каким-то образом посетить «Меркурий», чтобы удостовериться…

– Четыре дня, миссис Гринуэй, – перебил ее Колин. Он выкрикнул эти слова.

Повисла тишина.

Колин холодно смотрел на Мэдлин, он словно не видел ее. Потом вздохнул, коснулся рукой лба и потер его, будто пытался вызвать джинна из волшебной лампы.

Мэдлин, наконец, поняла, что значили его слова. Осталось четыре дня, и его брат, которого он любит, но который, возможно, и организовал исчезновение Хораса Пила, чтобы жениться на той, которую любит Колин, станет жить жизнью, которая по праву принадлежит Колину.

– Простите меня, миссис Гринуэй, – сухо сказал Колин, – Я хотел сказать, что могу использовать эти четыре дня чтобы задержаться в Лондоне и попытаться найти ответы и, возможно, ничего не найти, или могу отправиться прямо в Кент и Марбл-Майл и, может быть, найти Хораса Пила, и тогда все это… закончится.

В наемном экипаже до Марбл-Майла ехать по меньшей мере полдня. Поездка, чтобы взглянуть на Хораса Пила и вернуться в Лондон, может занять два дня, а может, и больше.

И одному Богу известно, где находится Маттон-Коттедж. Действовать таким образом просто неразумно.

– Тем более что в моем расписании на данный момент никаких других дел нет, – добавил Колин.

Мэдлин задумалась. Как ему удается блистать остроумием, когда все складывается нелепо и тяжело. Она вдруг почувствовала глубокое и необъяснимое волнение.

– Есть еще пустяковое дельце в отношении того, кто пытался убить вас, миссис Гринуэй, и не заплатил вам.

– Я бы хотела, чтобы мне заплатили. Я ведь уже говорила, что мне срочно нужны деньги. – «А еще ванна, – хотелось ей добавить. – Моя комната. Моя одежда. И жизнь, которую я могу снова назвать своей. Мне надо уехать отсюда».

– Говорят, меня оценили в сто фунтов. – Колин поднял голову и спокойно посмотрел на Мэдлин.

Это была проверка, и Мэдлин знала это, хотя его прямолинейность немного удивила ее.

Мэдлин выдержала его взгляд. На фоне зеленых деревьев и лужайки его глаза казались скорее зелеными, чем голубыми, но от этого они не стали менее красивыми. Он все еще сохранял заметную бледность. У него отрастала черная борода, под глазами появились морщинки, но взгляд оставался твердым и ясным. Она не прочла в нем ни вызова, ни флирта, ни тепла.

Он искал ответ на другие вопросы, которые пока не озвучил. Он устал от неопределенности не меньше, чем она.

Интересно, он убьет ее, если она попытается сдать его за вознаграждение? Колин теперь знал о ней одну важную вещь. Никого в целом свете не интересует, жива она или нет.

Мэдлин опустила глаза. Рука Колина была на пистолете, но тело казалось расслабленным, и обе руки, включая ту, что прикрывала пистолет, лежали спокойно. Но это ничего не значит. Она видела, как быстро он может действовать.

– Решайте, – сказал Колин.

Мэдлин смотрела на протянутый ей пистолет, словно он был объят пламенем. Она как во сне протянула руку и взяла его.

Пистолет был немного тяжелее, чем ее собственный. Такой проделает дырку на расстоянии пятидесяти шагов. Теперь Колин Эверси в ее власти.

Ну, более-менее в ее власти, он – шустрый дьявол. Наверное, уже спланировал, как обезоружит ее, если она попытается стрелять.

Жалобный вой мальчика превратился в яростные вопли, он сел на траву и орал во всю глотку, дрыгая ногами. Даже птиц не было слышно из-за этой жуткой какофонии. До них доносились отзвуки его воплей. Для Мэдлин это были отзвуки ее прошлой жизни. Она надеялась, что однажды этот звук появится в ее будущем. Дети. Она почувствовала укол в сердце.

– Я знала, вы преуспели в театральных жестах, – произнесла Мэдлин.

У него дрогнули уголки губ, но в глазах не было тепла.

– Театральные жесты – часто самый эффективный способ обратить внимание на что-либо.

Его голос звучал необыкновенно спокойно.

Сто фунтов.

Мэдлин посмотрела на мальчика и его няню. Ей пришло на ум, что у них с Колином Эверси была одна очень важная общая черта: они были необыкновенно одиноки в этом мире.

«Глупо», – подумала Мэдлин, возвращаясь к тому моменту, когда она добровольно подала ему руку в подвале сгоревшего постоялого двора на Сент-Джайлз-стрит. Благородное соглашение. Она думала, что может спрятаться за этим. Но теперь она застряла между своей старой и новой жизнью. Она хотела посмотреть, как закончится эта конкретная история, и, несмотря ни на что, Колин Эверси слишком плотно прикрепился к ней теперь, чтобы его можно было безболезненно оторвать.

Мэдлин не хотела быть одинокой.

– Я хотела бы получить двести фунтов от вашей семьи.

– Договорились, – без колебаний согласился Колин.