Опасные заложники

Сообщение Кажакина о результатах своей операции несколько приободрило коллег. Теперь они почувствовали себя увереннее, как ребенок около своей матери. Кажакин приказал Франсуазе лететь на базу и бить в подчинении Матаситиро до его возвращения. Она попыталась ему возразить, но его решение было непреклонным, и она была вынуждена ему подчиниться.

— Нам теперь в индейском лагере делать нечего. Душа инопланетянина, очевидно, полетела к месту стоянки своего космического корабля, — предположил Кажакин.

— Конечно, ему больше некуда лететь, как только к своему кораблю, — согласился с ним Джек Корван, выражая мнение остальных.

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

Со стремительностью мысли проникнув на космическом корабле на Землю, инопланетяне не была запеленгованы ни одной из станций землян, ловящей, слушающей и наблюдающей за космосом, что нам плюсов не дает, но заставляет сделать для себя надлежащий вывод, чтобы в ближайшее время попытаться ликвидировать свой технический пробел в этой части. Не долетая сотни километров до квадрата 1295, пассажир космического корабля, в полном подчинении которого был пилот, показал последнему место на карте, где тот должен был приземлиться. Он приказал остановить в воздухе корабль, открыл дверь и выпустил его наружу, потребовав, чтобы тот его ждал в указанном квадрате, пока он там не появится. Пилот космического корабля относился к средней расе очагонов, тогда как его пассажир был не только высшей расы гарибалли, но и одним из влиятельнейших руководителей страны, беспрекословно подчиняться которому очагон уже привык, несмотря на то, что ненавидел своего господина, однако страх немедленной расправы приучил его к повиновению.

Очагон Землю увидел впервые. Она по сравнению с его планетой была большего размера, более зеленой и красивой, но жить на ней его не прельщало. Когда гарибалли переселятся на Землю, очагоны станут полновластными хозяевами своей планеты и если гарибалли вздумают использовать их в качестве рабов, то они дадут им бой и не позволят править сразу двумя планетами. Очагон готов был сейчас выполнить любое поручение гарибалли, лишь бы последние скорее оставили очагонов одних на планете.

Если самые низкие женщины гарибалли были ростом не менее двух метров, то все очагоны — полтора метра, хотя внешне были копией гарибалли, копией в миниатюре. Жизнь заставила очагонов мириться со своей участью, так как с гарибалли они жили на одной планете, которая была для них общим домом.

Душа гарибалли, подлетев к дому лжешамана, не стала в него проникать сразу, а сделала разведку — на всякий случай. Предосторожность умудренного опытом гарибалли не раз помогала ему избегать и опасности, и неприятности, тем более, что у него на вооружении был не только жизненный опыт, но и все научные достижения его планеты. У каждого живого существа должно быть развито чувство самосохранения, а это зависит и от подсознания, и телепатии, и от умения пользоваться спинорными или микролептонными полями. У гарибалли они были сильнее, чем у человека, по сравнению с которым они представляли более развитые существа.

Облетев дом, гарибалли почувствовал в нем присутствие четырех биополей, присущих землянам, а вот биополя гарибалли он не почувствовал. Возможно, душа лжешамана находится где-то рядом? Тогда его тело должно быть в доме. Чтобы проверить свою версию, гарибалли залетел в дом, где на него набросились души четырех людей. Он был обескуражен и удивлен, информацией о возможностях людей он не владел. К его счастью, нападавшие не были готовы к встрече с ним: увидев его, вначале растерялись, а потом, мешая друг другу, бросились к нему. От прикосновения некоторых из них к своей душе он понял, что они сильны и ему с ними не справиться, поэтому, улучив возможность, он вырвался и улетел.

Возвращаясь к своему космическому кораблю, гарибалли думал: "Почему лжешаман не сообщил нам о возможности землян перевоплощаться? Из-за чего стал жертвой сам и едва не сделал ею меня? Если земляне устроили в забытом Богом уголке засаду из четырех душ, то по-видимому у них таких способных людей много и борьба мне с ними еще предстоит". Он испытывал к своему соотечественнику не жалость, а скорее неприязнь. Так поставить его под удар!