Опасный ангел (СИ)

— О, вижу, ты загрузилась по полной программе, — говорит Данила. — Эй, крошка, отомри. Короче, завтра сходи в деканат и поговори о переводе. В крайнем случае, возьми академ.

— Взять академ?! — повторяю с ужасом. — Нет, ни за что! Скоро сессия, я не могу её пропустить!

— В общем, Лер, ситуация такая. Первый экзамен мне поставили уже через неделю. Поэтому послезавтра мы летим в Москву.

Все мои доводы и аргументы отметены в сторону, как нечто несерьёзное. Данила меня не слышит, не понимает. Я готова расплакаться от бессилия. Мне сейчас нельзя уезжать, через месяц сессия, занятия в вузе идут полным ходом. Но при мысли, что придётся расстаться с Данилой, пусть всего на неделю или на пару дней, сердце разрывается в клочья.

Что же делать?

*****

— Ты прикинь, по чатам до сих пор постят фото Данилы с розами, — сообщает Зоя, листая ленту в телефоне. — Ах, вот это была картина! Как он караулил тебя на лестнице с этим гигантским букетом! Полмесяца прошло, а народ до сих пор под впечатлением. Я тоже. Лер, ну ты чего? Совсем нос повесила. Перестань! Я верю, что у вас потихоньку всё устаканится!

У Зои чудесное настроение, так как её свидание с Егором прошло на пять с плюсом. Они погуляли, посидели в кофейне и даже поцеловались в щёчку на прощание. Подружку переполняют эмоции, и моя скорбная физиономия вызывает у неё диссонанс. Зое хочется, чтобы все вокруг были счастливы, как она.

— Лавруша, солнышко, не грусти.

— Как же мне не грустить?! Даня завтра улетает… — едва не плача восклицаю я.

— Улетит, но сразу вернётся обратно, — уверенно заявляет подруженька. — Он без тебя не сможет.

С тоской смотрю в окно, потом окидываю взглядом комнату. Везде следы сборов — посреди гостиной стоит раскрытый пластиковый чемодан, на кресле гора толстовок, джинсов, носков, на рабочем столе стопка файлов с документами…

К вечеру Данила всё это упакует, и в квартире снова воцарится идеальный порядок, как обычно. Неужели мы всё же расстанемся?

Я не выживу…

Я привыкла просыпаться в объятьях Данилы, чувствовать его тепло, жадно вдыхать родной запах, готовить для милого завтрак или ужин, ходить в кино и кафешки, гулять по городу, летать на спорткаре, тормошить друг друга и безостановочно целоваться, не спать ночами…

Сутки переговоров — и мы пришли к компромиссу. Данила согласился, что я должна сдать летнюю сессию и закончить первый курс. И только потом можно будет думать о переводе или академическом отпуске.

В душе я до сих пор против этого варианта, но сейчас мне, по крайней мере, дали отсрочку. Но и Данилу я понимаю. Он не может упустить свой шанс — ему надо закончить магистратуру, и он уже нацелился на аспирантуру.

Поэтому мы вынуждены расстаться, как минимум, на две недели, пока Даня будет сдавать эти долбаные три экзамена. Потом вернётся на денёк, и сразу улетит обратно в столицу — защищать диплом и работать над вузовским проектом.

Две недели… Это безумие… Я ведь и полдня с трудом без него выдерживаю! Обычно, пока сижу на лекциях, мечтаю о том, как мы встретимся. К концу последней пары желание увидеть Данилушку становится невыносимым.

Может, он прав? Надо всё бросить и поехать за ним?

*****

Наступает новый день — самый страшный день в моей жизни.

Мы приезжаем в аэропорт на такси, идём к стеклянному входу огромного терминала. Данила обнимает меня за шею, а другой рукой тянет за собой чемодан на колёсиках.

Вечер такой тихий и прохладный, он словно специально предназначен для прогулок с любимым. Но вместо этого нам придётся проститься друг с другом, разорвать нашу связь, которая за эти месяцы стала невероятно крепкой, словно мы превратились в единое существо.

Как же больно… Я кусаю губы и с ужасом смотрю на чёрное табло над стойкой регистрации — у нас осталось совсем мало времени. Прижимаюсь к Даниле, обхватываю его за талию. Не могу поверить, что сейчас он уйдёт, скроется за этими дверями, оставит меня одну…

Любимый тоже хмурится, с тоской смотрит сверху вниз, трётся носом о мою макушку.

— Малыш, не раскисай… Я вернусь через две недели. Это точно.

Не могу говорить, только мотаю головой. Горло распирает комок, глаза жжёт. Выдержки хватает ненадолго — и вот уже по щекам заструились слёзы.

— Так, ну это что такое! Лера, блин! — ругается Данила, однако в его голосе больше растерянности, чем возмущения. — Малыш, прекрати. Всего две недели. Мы справимся.

Но ведь потом он опять улетит… Почему мы не можем быть вместе — каждую минуту, каждую секунду нашего существования?! Это было бы так естественно, так правильно…

Нет, я не вынесу этого мучения! Рыдаю уже в голос, судорожно цепляюсь за моего мужчину, всхлипываю, прячу мокрое лицо у него на груди.

— Глупышка моя… Ну что ты… — Данила гладит меня по голове и волосам, целует, сжимает в объятьях. — Я же буду постоянно звонить, писать, мы будем на связи. Перестань, пожалуйста!

Не могу остановиться, трясусь от рыданий. На нас оборачиваются, смотрят, но мне всё равно, какое я произвожу впечатление на людей. Я тону в своём ужасном горе, проваливаюсь в него, как в обжигающую адскую бездну.

— Всё, я должен идти.