Опасный дневник

— Еще скучнее, — сказал Павел. — Довольно пустяков. Подай-ка мне лучше вон этот курс философии.

Он показал на стол, где лежала книжка «Описание мундирам строевого убранства, конфирмованного высочайшим ее императорского величества подписанием». Эта книжка только что вышла в свет, в ней было несколько страниц текста и пятьдесят пять рисунков. Павел уже не раз любовался изображениями мундиров, замечая их взаимные отличия, и сейчас, дразня Порошина, упрекавшего его за пристрастие к выпушкам и петличкам, нарочно назвал ее «курсом философии».

— Слушай, теперь я тебе почитаю, — сказал он, получив книжку. — «Генералам-фельдмаршалам. Кафтан зеленый, суконный, без лацкана, камзол. Воротник у кафтана, обшлага небольшие, крупные. Штаны красные, суконные же, пуговицы медные золоченые, а на обшлагах по три пуговицы, подкладка под кафтаном красная, на кафтане и камзоле шитье образцовое в три ряда, то есть узкое и два ряда широкое, а на воротнике один раз узкое и по всем швам широкое…»

— Скучно, ваше высочество, — в свою очередь искренне сказал Порошин. — Так ли, этак ли украшен мундир — не все ли равно, если в сердце храбрость, а в голове мысли?

Принесли ужин. Павел быстро пошвырял в рот куски сального мяса, залпом выпил чай и побежал в опочивальню. Ложась в постель, он спросил у Порошина о поединках: отчего они бывают и разрешено ли драться людям между собой на шпагах?

— Поединки ни в каком государстве не дозволены, — ответил Порошин, — а кто убьет своего соперника, тому везде полагается смертная казнь. Но нередко и прощение дерущимся выходит, а потому и поединки не выводятся. Особливо в немецких землях часто они бывают, причем за самые безделицы, по одному только ложному понятию о чести.

— Как это? — спросил великий князь.

— Какому-нибудь напыщенному гордостью дворянину покажется, что другой дворянин косо на него посмотрел или не оказал ему почтения, — и он вызывает неучтивого на поединок, хотя им драться не из-за чего. Но со всем тем бывают иногда случаи, где подлинно по принятым у нас мнениям честь обязывает дворянина вынуть шпагу. Однако такие случаи не часты. Люди стали теперь умнее, образованнее, просвещение в свою силу входит.

Павел внимательно выслушал Порошина.

— Как-то мне быть, если дойдет случай выйти на поединок? — спросил он.

— Оставьте эти мысли, ваше высочество, — сказал Порошин. — Конечно, у вас такой необходимости никогда не будет. С равным себе вам встретиться и насмерть поссориться не доведется, а нижнему или подчиненному прощать надобно, великодушие того требует.

— Но ведь государь с государем не только за персональную свою обиду может вынуть шпагу, — возразил Павел, — а если какой ущерб его государству будет нанесен, государь другого владетеля вызовет на поединок. — Удобнее против такого неприятеля все свое войско двинуть, — сказал Порошин. — Это значит, что произойдет у них война.

Павел замолк, но было заметно, что мысли о дуэлях занимают его. И почему, собственно, он не может выйти на поединок с другим императором или королем? Ездил же Петр Великий за границу, он также поедет, и где-нибудь во дворце вдруг произойдет такой случай — встреча, ссора, дуэль… Надо учиться владеть шпагой.

С этой мыслью он уснул.

Глава 6.Собеседники

Уже давно лишились мы уделов,

Давно царям подручниками служим…

А. Пушкин

1

Дети, назначенные участвовать в маскараде вместе с великим князем, собрались во дворце и разучивали кадриль с танцовщиком Гранже. Портные сняли со всех мальчиков мерки и спешно шили турецкие платья. Стоили эти наряды не дешево — без малого две тысячи рублей! А пригодились они лишь на один вечер: дети гуськом — впереди церемониймейстер, за ним капитан янычарский, визирь, муфтий, султан, которого изображал великий князь, потом евнухи, капитан гвардии, другие чины свиты — прошли в залу, смешались с толпой придворных и начали танцевать. Павел скоро затревожился — не поздно ли? — и поспешил возвратиться к себе в сопровождении Никиты Ивановича и своих комнатных.

Маскарадом он остался очень доволен, дорогой благодарил Никиту Ивановича и ластился к Порошину.

— Сейчас ты что-то получишь, — сказал Павел тихонько, входя в парадную свою залу. — Постойте минутку, — продолжал он громким голосом, — я сейчас.

Великий князь убежал в опочивальню и через минуту возвратился.

— Господин Порошин! — произнес он торжественно. Руки его были спрятаны за спиной. — За вашу верную службу мы решили выдать вам диплом.

Он протянул своему кавалеру скатанный в трубку лист бумаги. Остервальд шагнул поближе к Порошину, чтобы все рассмотреть.

Порошин поцеловал руку великого князя и развернул бумагу. Остервальд читал через его плечо:

«Диплом полковнику Семену Порошину.

Уроженец Великой Пермской провинции, житель Сибирский, наследственный князь Тверской, дворянин всероссийский, полковник армии ее величества».