Опасный маскарад

Лора попыталась унять расшалившиеся нервы, но ей мешало назойливое присутствие рядом с ней нахального Кейда. К тому же Карлотта снова нахмурилась, очевидно, недоумевая, почему они с Кейдом постоянно ссорятся.

— А который из участников турнира ваш племянник Альфредо? — спросила Лора, чтобы смягчить возникшую напряженность.

— Вон тот высокий молодой человек, который стоит рядом с гнедым скакуном, — ответила мачеха. — Взгляните, он, похоже, сейчас включится в состязания.

И действительно, Лора увидела, как Альфредо вскочил в седло и, развернув своего коня, понесся на нем во весь опор по пляжу. Суть соревнований заключалась в том, чтобы на скаку суметь извлечь из песка зарытого по шею петуха целым и невредимым, что сделать очень трудно, почти невозможно. Наездник должен низко наклониться, рискуя угодить под копыта, и ухватить бедную птицу так, чтобы не свернуть ей хрупкую шею. Частенько во время таких турниров их участники становились калеками.

Лора порой задумывалась, почему она симпатизирует не людям, стремящимся продемонстрировать свою ловкость, а беззащитным животным. Сейчас ей стало искренне жаль петуха, а когда она смотрела в Испании корриду, то переживала не за матадора, а за быка. Ее раздражало бессмысленное убийство живого существа, и в решающий миг схватки она отворачивалась либо закрывала глаза.

Однако к вегетарианцам она не относилась и к виду бычьих туш, поджаривавшихся на вертелах, относилась спокойно. Не вызывали недовольства у нее и бычьи шкуры, валявшиеся на солнце после первичной обработки. Заготовка мяса и шкур в Калифорнии длилась с июля по октябрь, и Лора считала это нормальным и естественным занятием. Немного нервировал ее лишь характерный неприятный запах, стоявший в порту, когда там хранились в складах бычьи шкуры, предназначенные для экспорта. Матросы называли их «калифорнийскими банкнотами» — шкуры служили своеобразной местной валютой наравне с серебром. Их продавали в Соединенные Штаты по цене от одного до двух долларов за штуку.

Порыв ветра донес до ноздрей Лоры хорошо знакомый ей «аромат», и она непроизвольно поморщилась.

— Местные благовония не вызывают у вас восторга, — едко пошутил Кейд. — Разумеется, им далеко до французских духов, но мы, коренные калифорнийцы, к ним привыкли. Со временем и вас они перестанут раздражать, сеньорита Лора.

— Вы очень проницательны, сеньор Колдуэлл, — оценила она. — Как вы угадали мои ощущения?

— Вас выдало ваше лицо, особенно выражение глаз, — ответил Кейд. — Вы чрезвычайно эмоциональны.

Лора обожгла его взглядом и густо покраснела.

— То же самое мне уже говорил мой отец. — Лора покрепче стянула концы своего головного платка, сожалея, что обделена способностью читать чужие мысли.

Кейд отвернулся, явно довольный, что вновь смутил ее, и Лора украдкой окинула взглядом его ладную фигуру, облаченную в национальный костюм. Ее взгляд невольно задержался на распахнутом вороте белой рубахи, перехваченной в талии алым кушаком, и переместился на серебряную рукоять шпаги, подвешенной к поясу облегающих брюк с красными лампасами и причудливым золотым шитьем. Сердце Лоры внезапно затрепетало. Ей подумалось, что Кейд слишком хорош собой, чтобы она могла чувствовать себя спокойно рядом с ним, а поэтому лучше держаться от него подальше. Некоторое облегчение она почувствовала, лишь когда Кейд простился с ними, проводив до ворот усадьбы Альварадо.

Каждая новая встреча с этим роковым мужчиной повергала Лору в смятение. И как ни старалась она найти логическое объяснение такому феномену, ей не удавалось. Снова и снова она мучилась вопросом, почему ей небезразлично, что он о ней подумает и думает ли он о ней вообще. Впрочем, решила в тот вечер она, сейчас ее терзания уже не имеют никакого значения, поскольку утром они с мачехой уедут в Лос-Анджелес. Там, вдали от Кейда Колдуэлла, она наконец-то обретет желанное душевное равновесие, потому что долго не будет его видеть. Вот только отчего ей вдруг стало так грустно?

Лос-Анджелес произвел на Лору приятное впечатление, и она повеселела. Сердце ее наполнилось предчувствием новых впечатлений и радостных событий. Разумеется, Лос-Анджелес выглядел скромнее, чем Париж или Барселона. Многие его улочки даже не были вымощены булыжником, а дома казались весьма неказистыми. Улицы деловой части города, расположенной вдоль побережья, заполняли грубые матросы и вооруженные люди с лицами разбойников. Поэтому Карлотта строго-настрого запретила Лоре выходить из дома одной, без охраны.

Родственники Карлотты, которых в городе оказалось немало, радовались встрече с ней и ее падчерицей. Вскоре Лора обзавелась новыми знакомыми и почувствовала себя так, словно бы вновь очутилась в своем любимом Новом Орлеане. Не смущало ее даже то, что почти все ее ровесницы оказались замужем, а на незамужних молодых женщин, в число которых входила она, окружающие смотрели с сожалением как на старых дев.