Читаем Опасный метод полностью

Фрейд неодобрительно качает головой, хотя эта история его явно забавляет.


Фрейд. Это моя вина: не нужно было направлять его к вам.

Юнг. Нет-нет, я, по большому счету, вам даже благодарен, несмотря на глубокое разочарование. А ведь как хорошо все начиналось: знаете, наше общение шло на пользу нам обоим — я давал ему рекомендации, а он указывал мне… новые направления. Но мой предварительный диагноз оказался ошибочным: я предположил у него типичное навязчивое состояние, но дело обстояло сложнее, и я не сразу определил, что у него нет ровным счетом никакого психологического прошлого. Это была чрезвычайно запущенная деменция прекокс.

Фрейд. Шизофрения.

Юнг. Если угодно. Несмотря ни на что, мне казалось, что у нас с ним много общего, — так убедительно он притворялся. Я написал его жене и сообщил диагноз, но он сумел ей внушить, что полностью излечился.

Фрейд. Несчастная женщина: она мне очень симпатична, хотя немки совершенно не в моем вкусе.


(Встает и начинает взволнованно расхаживать по комнате.)


Должен сказать, мне очень отрадно наблюдать за вами в вашей, так сказать, привычной среде обитания. Но для полноты картины надо подождать до завтра — до приезда вашей жены.

Юнг. Боюсь, с приездом Эммы и девочек здесь начнется несусветная кутерьма.

Фрейд. Если я правильно помню, вы надеялись, что на этот раз будет мальчик.

Юнг. Отчаянно надеялись.

Фрейд. Вот как?

Юнг. Мое желание иметь сына — самый наглядный результат метода свободных ассоциаций. Мне всегда думалось: вот родится сын — и можно умереть спокойно.

Фрейд. «Отец зачал меня — и умер» — не так ли говорил Зигфрид?

Юнг. Как ни странно, я впервые задумался о комплексе отца и сына, когда писал статью об истории Зигфрида.

Фрейд. Какое совпадение.

Юнг. Вообще говоря…


Решает не продолжать; это и к лучшему, потому что Фрейд уже говорит о своем.


Фрейд. К слову, меня все чаще посещает мысль, что мифология и невроз, должно быть, имеют общие корни.

Юнг. Мне думается, если даже все ваши концепции будут опровергнуты, никто не сможет отрицать, что вы произвели революцию в нашей оценке самих себя.

Фрейд. Так-так, значит, по-вашему, все мои концепции неверны?


(Юнг нервничает, но вскоре Фрейд начинает смеяться, и тогда до него доходит, что это была шутка; теперь они смеются вместе.)


Я объяснил господину директору, что еще не до конца понимаю сущность шизофрении, а он мне сказал: «Единственное, что вы должны усвоить: она неизлечима». С моей точки зрения, это неконструктивный подход.

Юнг. Хм. Назовите день, когда я мог бы организовать вашу с ним встречу.

Фрейд. Нашу встречу? Зачем мне с ним встречаться?

Юнг. Ну, мне казалось…

Фрейд. Я знаю, что в принципе он наш союзник, знаю и то, что при осаде Трои раздоры неуместны. Но это не значит, что я должен искушать судьбу, встречаясь с ним лично.

Юнг. Дело в том, что… он знает о вашем приезде. Более того, он живет этажом ниже и сейчас наверняка слышит, что мы не спим.

Фрейд. Вот и пусть делает собственные выводы.


(Решительно тушит сигару.)


Итак, рассказывайте, какие у вас были интересные случаи.

Юнг. Первый случай вы увидите завтра воочию: это женщина, которая после родов потеряла всякое влечение к мужу, но, полагая, что он в равной степени к ней охладел, пациентка стала требовать, чтобы он занимался с ней любовью по четыре раза за ночь, а потом еще и в течение дня. Затем она залезла в постель к сестре и зятю, которые приехали к ним погостить, домогалась родного брата и в конце концов стала ходить по улицам и приставать к прохожим, умоляя о близости.

Фрейд. Фригидная нимфоманка.

Юнг. Не совсем: когда один из прохожих поддался на ее мольбы, она пришла в ужас и бросилась бежать. Ее счастье, что она не лечится у доктора Гросса: уж он бы своего не упустил.

Фрейд. Да, признаюсь, я с трудом терплю его распутство.

Юнг. В каком смысле?

Фрейд. Вы не поверите, но в Вене это тоже весьма распространенное явление. Неужели непонятно, что это катастрофический подрыв устоев? Вступать в половые отношения с пациентками — непростительно.


Молчание. Юнг избегает встречаться взглядом с Фрейдом. Затем указывает на бумаги, лежащие у него на письменном столе.


Юнг. Пока не забыл — хочу попросить вас пробежать глазами эту корректуру: здесь два варианта титульного листа «Ежегодника». Какой, по-вашему, предпочтительнее?


Фрейд на миг останавливается, рассматривает страницы.


Перейти на страницу:

Все книги серии Книга-открытие

Идеальный официант
Идеальный официант

Ален Клод Зульцер — швейцарский писатель, пишущий на немецком языке, автор десяти романов, множества рассказов и эссе; в прошлом журналист и переводчик с французского. В 2008 году Зульцер опубликовал роман «Идеальный официант», удостоенный престижной французской премии «Медичи», лауреатами которой в разное время становились Умберто Эко, Милан Кундера, Хулио Кортасар, Филип Рот, Орхан Памук. Этот роман, уже переведенный более чем на десять языков, принес Зульцеру международное признание.«Идеальный официант» роман о любви длиною в жизнь, об утрате и предательстве, о чувстве, над которым не властны годы… Швейцария, 1966 год. Ресторан «У горы» в фешенебельном отеле. Сдержанный, застегнутый на все пуговицы, безупречно вежливый немолодой официант Эрнест, оплот и гордость заведения. Однажды он получает письмо из Нью-Йорка — и тридцати лет как не бывало: вновь смятение в душе, надежда и страх, счастье и боль. Что готовит ему судьба?.. Но будь у Эрнеста даже воображение великого писателя, он и тогда не смог бы угадать, какие тайны откроются ему благодаря письму от Якоба, которое вмиг вернуло его в далекий 1933 год.

Ален Клод Зульцер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Потомки
Потомки

Кауи Харт Хеммингс — молодая американская писательница. Ее первая книга рассказов, изданная в 2005 году, была восторженно встречена критикой. Писательница родилась и выросла на Гавайях; в настоящее время живет с мужем и дочерью в Сан-Франциско. «Потомки» — дебютный роман Хеммингс, по которому режиссер Александр Пэйн («На обочине») снял одноименный художественный фильм с Джорджем Клуни в главной роли.«Потомки» — один из самых ярких, оригинальных и многообещающих американских дебютных романов последних лет Это смешная и трогательная история про эксцентричное семейство Кинг, которая разворачивается на фоне умопомрачительных гавайских пейзажей. Как справедливо отмечают критики, мы, читатели, «не просто болеем за всех членов семьи Кинг — мы им аплодируем!» (San Francisco Magazine).

А. Берблюм , Кауи Харт Хеммингс

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза
Человеческая гавань
Человеческая гавань

Йон Айвиде Линдквист прославился романом «Впусти меня», послужившим основой знаменитого одноименного фильма режиссера Томаса Альфредсона; картина собрала множество европейских призов, в том числе «Золотого Мельеса» и Nordic Film Prize (с формулировкой «За успешную трансформацию вампирского фильма в действительно оригинальную, трогательную и удивительно человечную историю о дружбе и одиночестве»), а в 2010 г. постановщик «Монстро» Мэтт Ривз снял американский римейк. Второй роман Линдквиста «Блаженны мёртвые» вызвал не меньший ажиотаж: за права на экранизацию вели борьбу шестнадцать крупнейших шведских продюсеров, и работа над фильмом ещё идёт. Третий роман, «Человеческая гавань», ждали с замиранием сердца — и Линдквист не обманул ожиданий. Итак, Андерс, Сесилия и их шестилетняя дочь Майя отправляются зимой по льду на маяк — где Майя бесследно исчезает. Через два года Андерс возвращается на остров, уже один; и призраки прошлого, голоса которых он пытался заглушить алкоголем, начинают звучать в полную силу. Призраки ездят на старом мопеде и нарушают ночную тишину старыми песнями The Smiths; призраки поджигают стоящий на отшибе дом, призраки намекают на страшный договор, в древности связавший рыбаков-островитян и само море, призраки намекают Андерсу, что Майя, может быть, до сих пор жива…

Йон Айвиде Линдквист

Фантастика / Ужасы / Ужасы и мистика

Похожие книги

Стихотворения. Пьесы
Стихотворения. Пьесы

Поэзия Райниса стала символом возвышенного, овеянного дыханием жизни, исполненного героизма и человечности искусства.Поэзия Райниса отразила те великие идеи и идеалы, за которые боролись все народы мира в различные исторические эпохи. Борьба угнетенного против угнетателя, самопожертвование во имя победы гуманизма над бесчеловечностью, животворная сила любви, извечная борьба Огня и Ночи — центральные темы поэзии великого латышского поэта.В настоящее издание включены только те стихотворные сборники, которые были составлены самим поэтом, ибо Райнис рассматривал их как органическое целое и над композицией сборников работал не меньше, чем над созданием произведений. Составитель этого издания руководствовался стремлением сохранить композиционное своеобразие авторских сборников. Наиболее сложная из них — книга «Конец и начало» (1912) дается в полном объеме.В издание включены две пьесы Райниса «Огонь и ночь» (1918) и «Вей, ветерок!» (1913). Они считаются наиболее яркими творческими достижениями Райниса как в идейном, так и в художественном смысле.Вступительная статья, составление и примечания Саулцерите Виесе.Перевод с латышского Л. Осиповой, Г. Горского, Ал. Ревича, В. Брюсова, C. Липкина, В. Бугаевского, Ю. Абызова, В. Шефнера, Вс. Рождественского, Е. Великановой, В. Елизаровой, Д. Виноградова, Т. Спендиаровой, Л. Хаустова, А. Глобы, А. Островского, Б. Томашевского, Е. Полонской, Н. Павлович, Вл. Невского, Ю. Нейман, М. Замаховской, С. Шервинского, Д. Самойлова, Н. Асанова, А. Ахматовой, Ю. Петрова, Н. Манухиной, М. Голодного, Г. Шенгели, В. Тушновой, В. Корчагина, М. Зенкевича, К. Арсеневой, В. Алатырцева, Л. Хвостенко, А. Штейнберга, А. Тарковского, В. Инбер, Н. Асеева.

Ян Райнис

Драматургия / Поэзия / Стихи и поэзия