Юнг. Это чистейшей воды сплетни.
Фрейд. Я так и подумал. Но вскоре получил любопытное письмо, в котором некая особа просила меня принять ее в Вене по одному вопросу, представляющему значительный интерес для нас обоих…
Передает письмо Юнгу; тот пробегает глазами текст, всеми силами стараясь не выдать свои чувства.
Юнг. Да это же от Шпильрейн: помните, у меня была пациентка из России — первая, кого я лечил методом психоанализа.
Фрейд. Как же, как же: она косвенно содействовала нашему с вами знакомству.
Юнг. Совершенно верно, я всегда был ей за это признателен. И даже позволил ей сойтись со мной накоротке.
Фрейд. Так-так?
Юнг. Но в конце концов понял: она хладнокровно планировала, как меня соблазнить.
Фрейд. И?..
Юнг. И я с нею порвал, а она, как видите, решила отомстить.
Фрейд качает головой; в его взгляде появляется насмешка.
Фрейд. Ох уж эти женщины: чтобы соблазнить нашего брата, готовы на любые психические уловки. Одно из самых драматических зрелищ, какие только есть в природе.
Юнг. Поверьте, я никогда не позволяю себе близко сходиться с больными.
У меня на сердце крупными буквами высечена ваша знаменитая фраза.
Фрейд. Какая именно?
Юнг. Вы однажды сказали: «Ни при каких условиях не надейтесь их вылечить».
Фрейд. Давайте подойдем к этому с другой стороны: любой болезненный житейский опыт необходим и неизбежен. Без него немыслимо познать жизнь.
Юнг. Вы правы, так оно и есть.
Я подал заявление об уходе из клиники.
Фрейд. Да, во-первых, слушок уже был. Юнг. А…
Он крайне удивлен и обескуражен.
Фрейд. Только, признаться честно, мне говорили, что вам указали на дверь.
Юнг. Ничего подобного, досужие сплетни. Меня подтолкнуло к этому решению то, что университетский курс лекций по психогигиене, который по статусу должен читать заместитель директора университетской клиники, почему-то предложили Риклину — на том основании, что его книжонка про сказки наделала много шуму. А на самом деле мне просто хочется — по вашему примеру — поработать дома, чтобы не отвлекаться на административные обязанности. А главное — уделить максимум внимания нашему «Ежегоднику».
Фрейд. И это правильно.
Юнг. Что касается господина директора — он был крайне огорчен. Начал допытываться, в чем же истинная причина моего решения. В конце концов я вынужден был ему сказать: поймите, господин директор, после восьми лет работы под вашим началом мне элементарно захотелось напиться.
Я пообещал отработать три месяца, чтобы он смог найти мне замену.
Фрейд. Что ж, не сомневаюсь: вы приняли верное решение.
Пауза. Юнгу все еще не по себе.
Юнг. А во-вторых?
Фрейд. Простите?
Юнг. Вы сказали: «Во-первых, слушок уже был».
Фрейд. Ах да. Да. Во-вторых, я собирался уточнить две-три фразы из ваших последних писем — признаться, они меня встревожили.
Вот, так сказать, первый звонок — вы пишете о Пфистере: «Как ни странно, мне нравится его смесь медицины и богословия».
Юнг. Да, верно.
Фрейд. С моей точки зрения, смесь неудобоваримая.
Юнг. Понял.
Фрейд. Далее, вы встречались с Хэберлином…
И вот что вы по этому поводу пишете: «Хочу особо подчеркнуть присущий ему налет мистицизма — залог исключительной глубины мышления».
Юнг. Ну, мне…
Фрейд. Не думайте, что я противник новых веяний…
Юнг. Нет-нет, как можно…
Фрейд. Если кому-то интересно изучать телепатию или парапсихологию — пожалуйста, сколько угодно. Однако должен заметить: наша с вами наука и без того подвергается жестоким нападкам — любой шаг в сторону мистики может оказаться для нас губительным. Как вы не понимаете? Мы обязаны придерживаться строго научных позиций…
Вам плохо?
Юнг. Нет-нет, но я не могу с вами согласиться. Почему мы должны произвольно устанавливать какие-то границы и закрывать для себя целые области исследования?