Юнг. Как вы считаете, что провоцирует ваши припадки?
Сабина, изумленная прямотой этого вопроса, вынуждена сделать над собой усилие, чтобы ответить.
Сабина. Унижение.
Любое… унижение или издевательство… невыносимо видеть. Меня начинает тошнить, бросает в пот, в холодный пот, а потом я несколько дней не встаю с постели.
Юнг. Всем тяжело такое видеть. Но это, вероятно, были единичные случаи?
Разве не так?
Сабина. Нет, не единичные, они происходили постоянно, сплошь и рядом.
Юнг. У вас дома?
Сабина. Мой… отец все время устраивал скандалы, вечно злился… на моих братьев.
Юнг. На ваших братьев?
Сабина. Угу.
Юнг. А на вас?
Сабина. Иногда… пожалуй. Но в основном доставалось моим братьям.
Юнг. И что он делал?
Сабина. Кричал и еще… кричал. Лупил их.
Корчится на стуле, у нее подергивается колено; контролировать выражение лица ей уже не под силу.
Юнг. Но вы любите отца?
Сабина. Ну да, только я не могла… не могла… на него порой нападала такая тоска, а я не могла… гордыня… когда любишь, это самое болезненное… Я даже…
Я даже не могла…
Юнг. Да?
Сабина. …общаться с ним по-французски…
Юнг. По-французски?
Сабина. Да, я… учила французский и, когда спускалась к завтраку, говорила всем
У нее неудержимо дергается голова.
Юнг. Сейчас вы сделали паузу — о чем вы думали?
Сабина. Когда?
Юнг. Только что: вы прервались на полуслове. У вас возникла какая-то мысль?
Сабина. Я даже не… ох…
Юнг. Или видение? У вас было видение? Сабина. Да, видение… точно.
Юнг. И какое же было видение?
Сабина. Рука.
Рука моего отца.
Юнг, чтобы не нарушить доверительность, тоже понижает голос.
Юнг. Почему вы думаете, что видели именно его руку?
Сабина. После того как… всякий раз, когда он нас избивал… после этого…
Юнг. Продолжайте.
Сабина. Он заставлял нас целовать ему руку. Содрогается и ерзает. Юнг делает пометки в блокноте.
В квартире. Эмма сидит, безмятежно наблюдая за Юнгом, который в глубокой задумчивости расхаживает по комнате со стаканом воды в руке.
Юнг. А затем у меня состоялся разговор с ее матерью.
Эмма. Так-так. И что это за особа?
Юнг. Бесчувственная. Одно слово — дантистка.
Эмма. Ох.
Юнг. Утверждает, что любит свою профессию, а у самой хищный блеск в глазах. Жалуется, что у Сабины слабое здоровье.
Эмма. Истеричность?
Юнг. Нет-нет, постоянные соматические заболевания. Дифтерия, скарлатина, то одно, то другое. Запоры.
Эмма. Бедная девочка.
Юнг. Пренебрежительно отзывалась о ее повышенной чувствительности: мол, жалеет нищих, переживает, что на Кавказе голод. Мечту Сабины выучиться на врача осмеяла как нелепую прихоть.
Эмма. Сочувствия ни на грош.
Юнг. Говорит, Сабина всегда была слишком умной, заносчивой, не находила общего языка с нормальными людьми.
Мне бы чего-нибудь покрепче.
Эмма. Не положено, уж извини.
Юнг. Это курам на смех — неужели господин директор полагает, что его подчиненные станут напиваться и устраивать оргии в больничной столовой?
Наполняет стакан водой из графина.
Эмма. Но лечение сдвинулось с мертвой точки?
Юнг. Хотелось бы надеяться; впрочем, не знаю. Мне этот случай чрезвычайно интересен. Но внутренний голос подсказывает, что я был чересчур многословен.
Эмма. Кто бы мог подумать!
Она явно его поддразнивает, но он слишком поглощен своими мыслями, чтобы это заметить.
Юнг. Мне нужно последить за собой, чтобы поменьше говорить самому; чтобы не перебивать.