Опасный министр

— Алена, не только журналисты используют спикеров в своих целях. Часто спикеры тоже используют журналистов. В данном случае Никольский просто захотел замочить твоими руками Минюст. Так бывает. Но ты все равно молодец, это хороший эксклюзив. Завтра мы выстрелим с новостью о повышении штрафов. Начинай писать статью.

Яна возвращается к компьютеру, а я еще несколько минут пребываю в недоумении. В душе появляется гадкое чувство, какое бывает, когда ты понимаешь, что тебя использовали. Позвонил мне ночью, любезничал, улыбался в трубку, а на самом деле…

А на самом деле поюзал меня! Чтобы моими руками замочить другое министерство!

— Я не хочу писать эту статью, — резко заявляю.

— Не хочешь писать сенсацию о том, что магазинам собираются повысить штрафы за продажу алкоголя несовершеннолетним? — уточняет Яна, не отрываясь от монитора.

— Да.

— Хорошо. Паш, напишешь?

— С удовольствием, — отвечает.

— Зачем нам об этом писать, если Никольский просто нас использует!? — взрываюсь таким криком, что на меня оборачиваются даже сотрудники других отделов.

— За тем, что это громкая новость, Алена, — безэмоционально парирует Яна.

— И что? Нас используют, как сливной бачок!

Начальница тяжело вздыхает и снова поворачивается на кресле в мою сторону.

— Алена, сегодня использовали тебя, а завтра будешь использовать ты. Так устроена наша работа. Нарой что-нибудь про министерство экономики и замочи Никольского, раз тебе обидно, что он использовал тебя в качестве сливного бачка.

Я больше ничего не говорю и принимаюсь писать статью. Через пять минут после того, как я отправляю запрос в министерство юстиции, мне звонит пресс-секретарь и, колотясь в истерике, требует немедленно сказать, откуда у меня документ. Самое смешное в моей ситуации, что я не могу выдать Никольского. Я обязана гарантировать источнику его анонимность. Даже если этот источник использует меня как сливной бачок, черт его дери.

И да, утром я снова просыпаюсь знаменитой, потому что новость о возможном повышении штрафов рвет все информационное пространство. Но это не приносит мне радости. Я приезжаю на работу разбитой и без настроения, потому что всю ночь не спала и думала, как мне действовать дальше.

«Доброе утро, Алена. У вас получилась очень хорошая статья»

Такое сообщение приходит мне почти в 11 утра от Никольского. Мой первый порыв написать ему что-то вроде «Ну как там ваша аппаратная война с министром юстиции? Получилось его замочить?», но я себя сдерживаю. Поразмыслив с минуту, иду ва-банк и печатаю:

«Доброе утро, Ярослав Викторович! Спасибо Вам большое! Вы мне очень помогли, и я теперь Ваша должница. Могу ли я в знак благодарности пригласить Вас на кофе?»

Меня передергивает от «вы» с большой буквы, но я пишу так специально. Отправляю и замираю. Сердцебиение ускоряется до скорости света. Через пару десятков секунд мне прилетает:

«С удовольствием. Как насчет вечера субботы?»

Губы растягиваются в победоносной улыбке.

Глава 11

— Зай, я на выходных поеду с семьей на дачу. Ты же не против?

Мы с Костей лежим голые у меня в комнате. Быстрый секс, пока не пришла с работы моя соседка. Я злая и неудовлетворенная, потому что дергалась от каждого шороха, доносящегося из подъезда, думая, что это Аня.

— Не против, — безразлично отвечаю.

На самом деле не так уж я и не против. От претензий меня удерживает только тот факт, что в субботу вечером я встречаюсь с Никольским. Но, конечно, меня задевает, что Костя не делает мне приглашения поехать на дачу с его семьей. Это потому что я — провинциалка — не нравлюсь его семье коренных москвичей в пятом поколении.

Я знаю, что Костина мама постоянно подсовывает ему дочку своей знакомой. Она даже пригласила ее на Костин день рождения без его ведома. Мы сидели с друзьями в ресторане, как вдруг пришла ОНА — Мариночка, единственная дочка подруги его мамы, москвичка из уважаемой семьи профессоров.

— Кто еще будет на даче? — интересуюсь, стараясь не выдать своей обиды.

— Мамина подруга с мужем и дочкой и все.

— Понятно.

— А у тебя какие планы на выходные?

— Буду соблазнять министра.

— Зай, я серьезно, — резко ко мне поворачивается.

— Я тоже, — поднимаюсь с кровати и накидываю на себя шелковый халат. — Я в душ, скоро Аня придет.

В ванной у меня не получается сдержать слезы обиды. Сколько раз я запрещала себе плакать из-за отношения ко мне Костиной семьи — и все-таки не могу. Опускаюсь лбом на кафельную плитку и всхлипываю.

Дверь ванной открывается, отодвигается шторка и Костя обнимает меня со спины.

— Знаешь, а мне даже приятно, что ты меня ревнуешь, — смеется на ухо. — Ален, если бы я хотел быть с Мариной, то давно бы с ней был. Я знаю ее с детства.

— Угу.

— Я тебя люблю, — целует меня в шею.

— Я не нравлюсь твоей семье, потому что я не москвичка. Скажи уже мне честно.

Костя вздыхает.