— Мы… должны… расстаться… — произношу сквозь тугой ком в горле.
— Что? — восклицает. — Алена, ты о чем вообще???
— Брось меня.
— Не неси чушь! Ты из-за этой вазы, что ли? Господи, да наплевать на нее! У моих родителей этих ваз — в каждом углу по десять штук. Скоро мы с тобой переедем и не будет никаких ваз!
Мотаю головой. Из-за слез нос забился, тяжело дышать, и я быстро втягиваю воздух через рот.
«Я тебе изменила! Изменила! Изменила! Занималась диким животным сексом на столе с мужчиной, которого практически не знаю!», вопит сознание, но вслух я попрежнему это не произношу. Потому что трусливая дрянь.
— Алена, черт возьми, — зло цедит. — Ты можешь мне объяснить, что с тобой происходит?
— Мы должны расстаться.
— Что за хрень происходит? — злится еще больше. — Я не собираюсь с тобой расставаться! Я тебя люблю!
На нас уже оглядываются другие посетители кафе. Официантки странно косятся и не подходят спросить, определились ли мы с заказом.
Снова мотаю головой.
— Ты не должен меня любить. Я плохая.
Опираясь на стол, встаю на ноги и, оставив букет, пошатываясь, тороплюсь на выход. Костя бежит следом и догоняет меня уже на улице.
— Да ты можешь мне объяснить, в чем дело!? — кричит и разворачивает к себе за руку.
Я врезаюсь лицом в его грудь и непроизвольно делаю вдох. И, черт возьми, даже сквозь забитый нос чувствую его такой родной запах.
Запах парня, с которым я была счастлива и беззаботна, с которым мечтала о совместном будущем и фамилию которого я наивно примеряла к своему имени.
Которого любила… Да, любила…
— Зай, что происходит? — шепчет мне на ухо и сжимает мое тело в руках, пока я продолжаю содрогаться от слез. — Любимая моя. Эта ваза ведь такая ерунда. Простипрости-прости меня, пожалуйста, зай. Больше я никогда не буду обижаться на тебя за то, что ты просто берешь и уходишь, ничего не сказав.
— Почему ты мне не позвонил? — слова выходят с новой порцией рыданий.
— Прости, пожалуйста, что не звонил, — целует меня в волосы. — Я люблю тебя. Я буду звонить тебе по несколько раз в день, хочешь? Каждый час буду звонить. Алена, моя любимая, моя самая лучшая, я так тебя люблю, — он приговаривает это, продолжая меня целовать и прижимать к себе.
— Я думала, ты меня бросил, — отрываю заплаканное лицо от его груди. На светлом пальто Кости большой мокрый след от моих слез.
— Нет, конечно! Боже! Как ты вообще могла такое подумать?
— Я так подумала, — произношу онемевшими губами и поднимаю на него взгляд. — Я так подумала и изменила тебе.
Вот признание все-таки вылетело. Но чувствовать себя трусливой дрянью я от этого не перестала.
Костины глаза резко расширяются, лицо бледнеет.
— Что?
— Костя, я очень плохой человек, — скулю, морщась от новых слез. — Я тебя не достойна.
Его руки, которые еще двадцать секунд назад крепко меня держали, падают. В эту же секунду в спину бьет порыв ветра, заставляя почувствовать холод и одиночество без объятий Кости.
— Прости меня, пожалуйста, если сможешь, — закрываю ладонью рот, чтобы подавить в себе крик боли, рвущийся наружу.
Он молчит. Стоит и молчит. Я рыдаю навзрыд, но Костя больше не успокаивает меня. Просто молчит. Бледный, как простыня, и с посиневшими губами.
— Я же тебя люблю… — тихо бормочет куда-то в пустоту.
— И я тебя, Кость…
— Но как же ты тогда…?
Я не знаю, как я тогда. Я просто встретила ЕГО. Он перевернул мою жизнь, он взорвал мой мир. И я сама добровольно отдалась ему на столе в его кабинете. Хотела этого. Даже больше, чем хотела: жаждала.
Ненавижу его. Ненавижу себя. Ненавижу прошлую ночь.
— Уходи, — говорит мне всего одно слово.
А я как будто ждала его разрешения. Разворачиваюсь и бегу прочь. Хотелось бы убежать от того кошмара, который я сотворила, но от него не убежать, не отмыться.
Я выбегаю к широкой дороге и протягиваю руку, пытаясь поймать автомобиль. В Москве уже давно никто не ловит такси таким образом, но какая-то машина все-таки останавливается. Забираюсь на заднее сиденье и называю адрес. Водитель смотрит на меня подозрительно в зеркало, но не задает вопросов.
Я продолжаю всхлипывать и дрожать на протяжении всего пути, а уже на подъезде к дому у меня вдруг идет из носа кровь.
— Сколько? — спрашиваю зажимая нос рукой, кровь течет по ладони и пальцам.
— Нисколько, девушка, идите.
Даже не поблагодарив, вываливаюсь из автомобиля.
Не помню, как оказываюсь в квартире. Не снимая обуви, иду к себе в комнату и закрываю дверь. Не смываю кровь с лица и рук, хотя она продолжает идти. Падаю на продавленный ламинат, поджимаю к телу ноги и опускаюсь лицом в серую юбку. По ней тут же растекается кровавое пятно.
Не знаю, сколько я так сижу. Может, час, может, два, может, три. Отрываю лицо от коленей, только когда слышу звук входящего звонка. Голова раскалывается, шея затекла. Наощупь достаю из сумки мобильный и сквозь пелену в глазах читаю имя на экране: «Ярослав Никольский». Сбрасываю.
Он звонит снова, а я снова сбрасываю. Тогда он опять звонит. Все-таки поднимаю трубку.
— Алло, — мой голос звучит хрипло и глухо.
— Привет, как дела? Ты уже дома?
— Да.
Секундная тишина.
— Что с твоим голосом?
— Горло болит.