Когда тени удлинились, завыл койот. Потом он внезапно замолчал. Глэнтон подбросил дров в костер, и высокое пламя осветило округу. Он лениво потянулся с ухмылкой на лице. У Тори сжалось сердце. Похоже, они знали, что должно произойти.
Пикеринг подошел к девушке и присел перед ней па корточки, радостно улыбаясь.
— Предупреждаю, красотка, — если ты попытаешься подать сигнал Кинкейду, я сначала убью его. А потом тебя. Я сделаю это медленно, чтобы ты почувствовала приближение смерти. Так что имей в виду — все равно ты ничего не изменишь.
— Он рядом?
В глазах Тори загорелась надежда, и Пикеринг зловеще улыбнулся:
— Да, рядом. Я услышал сигнал. Он наблюдает. Ждет темноты. Делай то, что я велел, и тогда все будет не так плохо.
— Что значит — не так плохо?
Она убрала волосы с глаз, настороженно посмотрела на Пикеринга.
Он пожал плечами:
— Я должен убить его. Иначе он убьет меня при первой возможности. Присутствие Джонни меняет его планы. Он хочет немного поиграть, как это делают апачи с белыми людьми. Они проверяют, что может вытерпеть пленник…
— Господи!
— Но я не так жесток. Если ты послушаешься меня, он умрет быстро и без мучений. Ты не увидишь моря крови… Когда Джонни выгнали из армии, он занялся охотой за скальпами. Зарабатывал этим неплохие деньги. Сотня долларов за скальп мужчины, пятьдесят — за скальп женщины и двадцать пять — за ребенка. Потом мексиканские власти догадались, что не все скальпы принадлежали индейцам, и Джонни пришлось убраться из Мексики. Но ему по-прежнему нравится эта работа.
Должно быть, Пикеринг увидел ужас на лице Тори; он засмеялся, стянул одеяло с ее плеч, почти бережно поднял девушку с земли.
— Правильно, красотка. Вижу, ты меня поняла. Если ты лишишься своих волос, кто-то щедро за них заплатит. Они такие мягкие, со сверкающими на солнце золотистыми прядями. У тебя чертовски красивые волосы. А теперь ты сделаешь то, что я скажу. Ты будешь снова танцевать для нас, пока я не прикажу тебе остановиться. — Отблеск костра окрасил его светлые глаза, он притянул к себе Тори, провел рукой по спине девушки, сжал ее ягодицы. — А потом я покажу тебе то, что обещал. Тебе понравится. Если ты сделаешь вид, что тебе не нравится, Джонни заставит Кинкейда заплатить за это.
Она покорно последовала за ним и не стала сопротивляться, когда он стянул блузку вниз, снова обнажив ее груди. Пикеринг ущипнул за соски, чтобы они отвердели, и она закрыла глаза, прикусила губу так сильно, что почувствовала вкус крови. Он взял в рот сосок Тори и стал с громким чавканьем сосать, причиняя ей такую боль, что она едва сдержала крик.
Вдали снова завыл койот. Одинокий вой оборвался на высокой ноте. В костре треснула ветка, и искры разлетелись в разные стороны.
Из горла Глэнтона вырвался хриплый звук, и Пикеринг отпустил Тори, повернул девушку спиной к себе, провел руками вдоль ее торса, вытащил край блузки из юбки. Она ощутила исходивший от костра жар. Пикеринг стоял сзади, демонстрируя ее бюст Глэнтону. Мужчины принялись ощупывать Тори; она несколько минут стояла неподвижно, стараясь думать о чем-то далеком. Они задрали юбку до колен, касались пальцами ее бедер, смеялись.
От стыда у Тори перехватило горло. Ей казалось, что ее сейчас вытошнит. Сделав над собой усилие, она прогнала все мысли и вернулась в настоящее, сосредоточилась на том, что происходило с ней. Она не могла уйти в себя, словно улитка в домик, потому что слабая надежда на спасение требовала готовности к действиям.
— Хорошо, красотка, — прохрипел Пикеринг, — пришло время танцевать. Я хочу, чтобы ты танцевала как в миссии, только сейчас ты будешь постепенно раздеваться.
Она растерянно уставилась на него:
— Я… я не могу.
Он прищурился:
— А я думаю, можешь. Просто подумай немного о том, как медленно будет умирать Кинкейд, если ты откажешься. Начни с блузки, потом сними юбку и все остальное.
— Тебе уже доводилось раздеваться, — прорычал Глэнтон. — Сделай это так, как делают стриптизерши из Нового Орлеана. Они обнажаются медленно, заставляя мужчин сходить с ума от желания. Мы хотим, чтобы Кинкейд увидел тебя и забыл об осторожности. А теперь начинай.
Это испытание оказалось более тяжким, чем она могла вообразить. В первый момент Тори подумала, что предпочтет смерть. Даже ради Ника…
— Пожалуйста, — прошептала она, понимая тщетность своих усилий, — пожалуйста, не заставляйте меня делать это.
— Сначала снимешь блузку, — сказал Пикеринг ледяным тоном. — Ты знаешь, к чему приведет отказ.
Она начала танцевать, борясь с оцепеневшим телом, ощущая жар костра и прохладу ветра, слушая беззвучный ритм. Стянула с себя блузку, которая упала на землю светлой лужицей. Когда Тори поворачивалась, волосы хлестали по ее спине и груди. Огонь согревал ее грудь, а ветер холодил спину. Развязав ленту, стягивавшую на талии юбку, Тори позволила ей соскользнуть по ногам вниз и переступила через нее. Она стала танцевать в белой нижней сорочке; на хлопчатобумажных панталонах зияли дыры, некогда красивые кружева кое-где оторвались от края ткани.