Опасный мужчина

Блестя на солнце, красные черепичные крыши — их стало так много! — резко выделялись на фоне белых оштукатуренных стен, возведенных посреди изумрудно-зеленых лужаек. Свежий ветерок прогонял неприятные портовые запахи. Длинные склады, забитые коровьими шкурами, теснили друг друга возле центральной площади. Американские матросы называли эти шкуры калифорнийской валютой, поскольку они стали универсальным платежным средством. Запасы этого товара были такими огромными, что когда ветер дул со стороны складов, воздух наполнялся неприятным запахом. Слава Богу, зловоние исчезло, как только гавань осталась позади.

— Какая красота! — Колетт стиснула ладони. Ее французский акцент еще оставался сильным, но английский язык заметно улучшился, подумала Тори, отвечая улыбкой на ликование служанки. — Посмотрите на цветы, мадемуазель. Эти места напоминают юг Франции, где всегда сияет ласковое солнце и не бывает холодного бостонского снега.

Тори подставила лицо ветру, позволив свободным концам ленточек от шляпы трепетать сзади, точно это были развевающиеся флаги. Она действительно забыла, каким вкусным мог быть здешний воздух, как ярко алел мак на калифорнийских лугах и полях, как изящно склонялись на ветру стебли трав, напоминая стройных танцоров. Вдали, на холмах, зеленели высокие сосны, кедры и ели. Дилижанс вздрагивал на ухабах — кое-где дорога была мощеной, но чаще всего представляла собой лишь наезженную колею. Кучер указал на новое здание таможни, построенное пару лет назад, и на «Колтон-холл», в котором должен был пройти конституционный съезд — первый с момента присоединения Калифорнии к Соединенным Штатам.

Конечно, все это было новым, однако в сознании Тори всплыли ясные обрывки воспоминаний. Она испытала радостное возбуждение, когда дилижанс проехал мимо рынка, куда отец водил ее и Диего по праздникам, чтобы купить завернутые в бумагу сладости, от которых лицо девочки становилось таким грязным, что по возвращении на асиенду тетя Бенита ругала всех троих.

Ухаживает ли по-прежнему Бенита — тетей ее называли только из вежливости — за мамой, заботится ли о домашних делах? Тори стало стыдно, что она давно не спрашивала отца о ней, однако иногда вспоминала об этой женщине с нежностью. Перед каждым Рождеством Тори выбирала для нее маленький подарок — флакончик духов, ароматизированную пудру, ирландскую кружевную шаль, — но образ тети Бениты, как и всего связанного с Калифорнией, стерся в памяти девушки. Сейчас все это возвращалось к ней по крохам, и Тори ощутила нарастающее ликование.

Она пробудет здесь недолго, лишь до выздоровления отца, и затем вернется в Бостон к Питеру. Разлука, вероятно, пойдет на пользу им обоим: он поймет, как ему недостает Тори, а она сможет лично сообщить отцу о своем скором замужестве. Обручение произошло совсем недавно, она не успела написать о нем отцу; на самом деле именно его письмо, в котором он позвал Тори домой, ускорило признание Питера. Как отнесется отец к этой помолвке? Конечно, он не будет возражать: Питер был вполне подходящим женихом, даже дядя Симес согласился, что столь талантливый и известный проповедник — хорошая партия для Тори. Ее лишь немного беспокоило, что дядя Симес напомнил о некоторых незначительных моментах — в частности, о том, что преподобный Питер Гидеон отнюдь не богат, и если она выйдет за него замуж, ей придется привыкнуть к более скромному образу жизни. Зато тетя Кэтрин, похоже, обрадовалась этой новости сильнее мужа и сказала, что Виктория будет обворожительной невестой.

Дилижанс внезапно вздрогнул, тряхнув пассажирок; кучер произнес какое-то извинение за то, что угодил в яму, и указал хлыстом вперед. Тори замерла, у нее вдруг екнуло сердце. Перед ними среди сосен и пышных дубов раскинулась асиенда, за которой виднелся холм с виноградниками. Красная черепичная крыша поблескивала в лучах солнца, из-за побегов лозы с маленькими синими цветками ослепительно белела оштукатуренная стена. Буэна-Виста. Дом.

В этом дворике, насыщенном ароматами посаженных отцом гибискусов и бугенвиллей, Тори играла ребенком, изображая хозяйку, наливающую чай из английского фарфорового чайника любому гостю, готовому потратить время на маленький спектакль. В саду у дальней стены дома висели на толстой ветви дуба качели для Тори и Диего. Обычно их раскачивала тетя Бенита, иногда это делал отец, но только не мама. В тех редких случаях, когда мама выходила из своей комнаты, она не покидала пределов примыкавшего к саду патио.