Опасный поцелуй

– Я абсолютно уверен, что такой фильм меня бы разочаровал.

– У вас хорошая линия скул. Это важно. Вы будете смотреться в камере.

– И все-таки зачем? Просто хочу знать.

– На это нет простого ответа, как в мыльных операх. Родители не били меня, отец не был со мной жесток, никакого штампованного дерьма для ток-шоу. – Велвет положила вилку. – Просто я представляла собой худший вариант для дочки проповедника. Мой отец был священником методистской церкви в Омахе. Я бы не возражала когда-нибудь вернуться туда и пожить немного более спокойной жизнью.

– А ваша мама?

– Она умерла, когда мне было четыре года. От волчанки.

– Простите.

– Я ее почти не помню. В памяти осталось лишь то, что она делала самый вкусный в мире лимонный пирог. Я сидела на полу в кухне, когда она его пекла, и ждала момента, когда мне разрешат облизать ложку. И еще она любила гардении. В нашем доме всегда пахло гардениями, пока она не умерла. – Велвет откинулась на спинку стула. – Мой отец женился на секретарше своей церкви просто потому, чтобы дать ребенку маму. Это была убогая старая корова, посещавшая школу секретарей Гитлера. Когда мне исполнилось шестнадцать, отец уже умирал от рака. Он признался, что они спали с ней всего один раз. Вот так. После этого случая она не подпускала его к себе, потому что обладала чувственностью сушеной груши. Мне кажется, что все проблемы этого мира в том, что людям не хватает любви, или счастья, или оргазма.

– О вашей маме… Моя мама бросила нас, когда мне было два года. И я ее больше никогда не видел, – сказал Уит. – А мой отец был горьким пьяницей, пока мне не исполнилось семнадцать.

– Смотри-ка, так это вы должны были оказаться со мной по другую сторону от камеры, – сказала Велвет. – Поскольку все это – не наша собственная вина, а вина нашей семьи, правильно? Или все-таки нет? Ни в одном из принятых мною решений, Уит, я не виню ни моего отца, ни мою мать. Мне очень хотелось заработать кучу денег и снимать кино. К тому же я люблю секс.

Уит представил себе маленькую девочку, сидящую в кухне, пропахшей лимонными корочками и гардениями, и пожал плечами, испытывая искреннее недоумение.

– Я хотела пойти в киношколу. Стать Копполой в юбке, – продолжала Велвет. – Но это стоило денег, Уит, а я не могла пополнить свой банковский счет, работая официанткой, вытирая разлитое пиво или давая детям уроки алгебры. Я встретила парня. Он рассказал, как я могу заработать много наличных, используя вымышленное имя, и предупредил, что никто об этом не узнает. – Она помолчала. – Вот так я там и осталась. Мы сами строим для себя наши маленькие мирки, а потом никогда уже из них не выбираемся.

– Вы имеете в виду, что, один раз свернув на порнографическую дорожку, вы уже не сможете устроиться на легальную работу в кино?

– Судейская мантия неплохо скрывает вашу жестокость.

– Вы считаете это жестокостью – указать на очевидное?

Она промолчала.

– Что вы будете делать после того, как пройдут похороны? – мягко спросил Уит.

– Вернусь в Калифорнию. Найду еще одного парня, готового поднять свой член перед стоящей вплотную к нему камерой, и команду из пяти человек, которые при этом будут возиться вокруг него, ковыряясь в носу.

– Не нужно, – выдавил он. – Не нужно этого делать.

Велвет улыбнулась ему, но не обычной снисходительной улыбкой, которая время от времени появлялась на ее лице, а совершенно другой, теплой и, как ему показалось, искренней.

– Черт возьми, Уит, вы готовы очаровать меня, чтобы спасти от самой себя?

– Я просто подумал, что вы можете… больше никогда не делать эти фильмы.

– Почему вы стали судьей? – неожиданно спросила она. – Вы относитесь к тому типу людей, которые являют собой пример свободомыслия. Кроме того, вы навряд ли чувствуете себя комфортно, когда судите других.

– Мой отец устроил мне эту работу, – честно сказал Уит, и она, не удержавшись, рассмеялась.

– Но теперь вы вжились в роль судьи, верно? Вы хотите, чтобы вас выбрали. Вы похожи на провинциального Джеральда Форда, [17]который хочет, чтобы все проголосовали за него, предоставив ему должность, которую до этого просто вручили как подарок. А почему?

– Я никогда не хотел заниматься политикой. Я ненавижу эту часть моей работы. Но я считаю, что правда имеет большое значение, даже если эта маленькая правда касается мелких жалоб или нарушений правил движения.

– И дознаний по факту смерти.

– Да.

– Вы похожи на буйвола, – вдруг сказала Велвет. – Вам нравится власть, Уит. Я вижу это по вашим глазам; они говорят: да, я судья, со мной шутки плохи. Я тоже люблю власть. Когда одинокий сексуально озабоченный мужик вставляет одну из моих кассет в свой видик, у меня появляется власть над его удовольствием. Я могу заставить его или трепетать от возбуждения, или сделать вялым и безвольным, словно шнурок. Я уверена, что в детстве у вас никогда не было власти. – Она улыбнулась – теплая, мягкая, пушистая кошка, готовая замурлыкать. – Младший из шести мальчишек, вы, наверное, всегда мучительно ждали своей очереди в туалет. Я намерена отказаться от своей власти не больше, чем на это готовы вы, Уит.