Опасный спутник

Я заново забинтовала лодыжку. В глазах болело и жгло, будто после взрыва ослепляющего света. Этот мир совершенно не предназначался для нас. И все же Оомарк видел его иначе, нормально. Может, Бартаре его как-то подготовила?

От этого недомогания я зажмурила глаза, но совершенно не спала. Здесь — я чувствовала — бродит опасность.

— Оомарк, Бартаре давно знает Леди?

Когда он не ответил, я открыла глаза шире. Он отвернулся. Все, что я видела — ссутуленные плечи и затылок — излучало желание не отвечать. Потом он сказал хриплым шепотом:

— Я не хочу говорить о ней. Она… Она знает, когда я говорю о ней.

— Бартаре?

— Нет! Леди! Нехорошо говорить о ней — от этого она думает обо мне! — Он был явно встревожен. И как бы ни хотела я узнать больше, и как бы ни было мне это необходимо, я поняла, что не должна слишком сильно давить на него.

— Ты… ты когда-нибудь был здесь раньше, Оомарк? — Был ли и этот вопрос недопустимым, на запретной территории, или он на него ответит?

— Нет. Там дома — на Чалоксе — оттуда нельзя было добраться. Бартаре… Она только недавно выяснила, что сюда можно добраться. Она хотела сбежать — только она и я — но оттуда было слишком далеко. Так что ей пришлось ждать, пока не представился шанс.

— Это поэтому ты не хотел, чтобы она ехала?

Он кивнул.

— Она всегда говорила, что когда-нибудь поедет куда-то. Но… я не хотел ехать, потому что не хочу быть здесь! Не хочу!

— Никто из нас не хочет. — Я пыталась высказать мысль, что вернуться на безопасный Дилан — это лишь вопрос времени.

— Бартаре хочет. Она очень хотела приехать. Она не вернется обратно. Ни за что. Вот увидишь.

Беда была в том, что я, может, и не видела, но чувствовала, что он прав. И понятия не имела, что делать, если вдруг столкнусь с Бартаре. Мне надо было серьезно подумать о нашем противостоянии.

Я потерла глаза — они все еще болели. Это жжение было неисчерпаемым источником боли.

— Оомарк, расскажи мне, как это выглядит. Я хочу сказать, то, что прямо здесь.

— Ну, тут большой куст, большой как дерево, — начал он, и потом замолчал так надолго, что я даже открыла глаза. Мальчик уставился на желто-розовый треугольник справа. Я быстро отвела глаза — так сильно от его мерцающего блеска возросло жжение.

— Что это?

— Мне… мне это не нравится, Килда. Пожалуйста, давай пройдем хоть немножечко. Я не хочу больше здесь оставаться.

— Конечно.

Я встала на ноги, и мы тронулись в путь. На этот раз наше передвижение замедляла не столько моя лодыжка, или общая усталость, сколько мое зрение. Я непрерывно моргала; слезы лились у меня из глаз.

Мы дошли до открытого пространства, где таких неподвижных цветных фигур было немного, а отсутствие сверкающего цвета несколько успокоило глаза.

Оомарк остановился. Перед нами раскинулся широкий зигзаг. На его золотой поверхности заметно было мерцающее движение.

— Река, — Оомарк пристально посмотрел на мерцание. — Кажется, глубокая, Килда. И вода… вода мутная. Дна вообще не видно.

— Нам надо перейти ее?

— Бартаре где-то там. — Он махнул рукой за зигзаг.

— Может, найдем место, где она уже или мельче? — предложила я. — Пойдем вверх или вниз?

— Она скорее там. — Он махнул рукой влево.

— Ну, тогда туда и пойдем.

Однако пока мы тащились вдоль реки, ширина зигзага не менялась. Оомарк время от времени докладывал, что она все такая же неприступная. Вдруг он снова замолчал.

— Теперь мы идем не туда.

Один из поворотов был более крутым, чем обычно. Если бы мы так и шли вдоль реки, то начали бы отдаляться от Бартаре. Но не успела я обдумать эту трудность, Оомарк взглянул мне прямо в лицо:

— Я не хочу идти дальше, не хочу!

Его возбужденность была очевидна. Он мотал головой из стороны в сторону, будто его загнали в угол и он непременно должен найти выход.

— Оомарк, ты что?

— Не хочу! Не пойду! Не заставишь! Не заставишь! — Истерия пронизывала его голос. — Нет — нет!

Мальчик ринулся на меня, и я отступила на шаг или два; он застал меня врасплох, так что я не успела вытянуть руку и схватить его. Он прошмыгнул мимо и исчез, убежав в клубящуюся серость, которая проглотила его, скрыв из поля зрения.

— Оомарк! Оомарк! — Я боялась, что уже потеряла его. Что подтолкнуло его к побегу, я сказать не могла; разве что те, к кому мы шли, были действительно ужасающей целью.

Я слушала. Он не отвечал, и единственное, на что я теперь надеялась — это уловить какие-нибудь звуки в дымке. И я их услышала — и поковыляла туда, откуда они доносились, до боли напрягая лодыжку.

Потом наступила абсолютная тишина, и я позвала:

— Оомарк! Оомарк!

Я услышала хныкание, такое же, как то, что привело меня к нему в первый раз. И попыталась идти на слух. И снова пространство было наполнено ослепляющими фигурами. Вообще-то, их резкий цвет был еще неприятнее — из-за него я все время терла измученные глаза.