Опасный талант

— Моя жена не лгунья, сэр. Что же касается другого вашего обвинения, то вот эти достойные господа, — и он обвел рукой присяжных, — решат этот вопрос. Я не стану порицать свою жену за то, что она сочиняет романтические истории о подвигах и любви, чтобы развлекать детей и нетерпеливых больных.

Растянув в улыбке свои тонкие губы, прокурор сказал:

— Но ведь мы не сможем ожидать, что вы станете порицать женщину, к которой питаете любовь, не так ли, ваша светлость? У меня больше нет вопросов.

Повернувшись, он неторопливо пошел к своему месту с таким видом, словно сожалел о зря потерянном времени.

Грейс сцепила руки, спрашивая себя, что могло так разозлить главного прокурора. Алан признался перед ним и двенадцатью присяжными, что любит ее. Она это знала, конечно, но то, что это будет записано в деле, подняло ей настроение. Не у многих жен есть официальное подтверждение любви своих супругов.

Несмотря на внутреннее ликование, вызванного словами Алана, она с трепетом ожидала того, что последует. Господин Эрскин снова поднялся с места и задал герцогу свой последний вопрос:

— Где находилась ваша супруга, ваша светлость, если она не присутствовала на том собрании, о котором говорил господин Вильерс?

— Она была в моем поместье вместе со мной и моей бабушкой, — без колебаний ответил Станден. — Рассказывала свои истории заболевшему корью мальчику, а потом мне, так как меня тоже свалила болезнь, чтобы мы быстрее поправились.

— Она находилась рядом с вами постоянно?

— Нет, не постоянно. Но за то время, когда ее не было рядом со мной, она не успела бы съездить в Лондон и обратно.

Господин Эрскин перевел взгляд на присяжных.

— Мы готовы, если суд посчитает это необходимым, дать полный отчет о местопребывании ее светлости час за часом и минута за минутой в тот день, когда, якобы, было собрание в Черринг-кросс.

Его слова прозвучали будто угроза, но такого эффекта адвокат и добивался. Время приближалось к полуночи, и заседание суда длилось уже почти шестнадцать часов. Лорд главный судья не посчитал это существенным.

Взглянув в колеблющемся свете на лица присяжных, Грейс почувствовала к судье более чем благодарность за его решение. Кое-кто из присяжных зевал, да и в публике то и дело слышалось нетерпеливое покашливание и шарканье ног по полу. И сама она, несмотря на серьезность своего положения, едва могла держать глаза открытыми.

Когда господин Эрскин бесстрастным голосом стал читать доводы защиты в пользу Грейс, обращая внимание усталых присяжных на свидетельства о силе характера Грейс и о той глубине ее сострадания к обездоленным, которая не только заставила ее служить этим людям, но и выплеснуть боль своей души на страницы книги, чтобы попытаться разубедить равнодушный мир, Грейс снова воспряла духом.

— Тот факт, что столько граждан ведут себя неподобающим образом, конечно же, нельзя вменять в вину герцогине, — говорил адвокат. — Она вовсе не призывала ни к какой революции, но обращалась к сердцу каждого, чтобы люди относились к своим ближним лучше, чем к самим себе. Это не преступление.

— Но, господа, — добавил он, — мы не занимаемся выяснением, могла ли или должна ли была она признать неблаговидные поступки других людей, но было ли в ее действиях намерение вызвать такие поступки.

Грейс была благодарна адвокату за эти слова, но все же бодрость духа придавал ей спокойный, любящий взгляд мужа. Она не сводила с него глаз.

В то время как герцог и герцогиня были поглощены друг другом, господин Эрскин развивал свою эмоциональную речь.

— Грейс Пенуорт Фолкнер не замечена в злонамеренных действиях против законов нашей страны, ибо все ее поведение отрицает предательские намерения, которые упоминало обвинение. Моя задача выполнена. Я не собираюсь обращаться к вашим чувствам и эмоциям. Я не стану напоминать вам, что герцогиню отобрали у мужа в самый день их свадьбы. Не буду говорить о том, что она молода, что она красива, добра и чистосердечна.

— Останавливаться на подобных вещах имело бы смысл в случае спорного дела, но даже и в таком случае я бы доверился честным сердцам англичан, которые и сами бы все это почувствовали. Законы правосудия ясны и незыблемы, и я полностью полагаюсь на то, что вами будет вынесено справедливое решение, которое восстановит свободу моего невиновного клиента и передаст Грейс Пенуорт в руки ее верного супруга.

Казалось, что в течение нескольких мгновений никто даже не дышал, словно вслушиваясь в замирающие звуки страстной речи, которая приближала Грейс к свободе. Но настроение радостного ликования лопнуло, словно мыльный пузырь, когда прокурор поднялся, чтобы прочитать свои последние доводы.