— Узнал, — кивнула Маша. — Мне пришлось ему рассказать. И не зря, как видишь. Он оказался гораздо порядочнее, чем ты его себе представлял. И он теперь знает все, кроме… — она вызывающе посмотрела в прекрасные черные глазки.
— И не дай бог ему об этом узнать, — мрачно ответил Глеб, отворачиваясь. — При этом, заметь, я не за себя беспокоюсь.
— А ты-то как оказался сегодня у Никифора? Да еще вооруженным до зубов? — поинтересовалась Маша, высматривая на дороге до сих пор не появившуюся машину.
— Про Просветова и про то, что на складе убийцами командовал именно Тимур, ты сама мне сообщила. Поэтому когда, подъехав к твоему дому, чтобы ключи от дачи вернуть, я застал его за попыткой твою мать увезти, то сразу понял, что ты где-то там раскололась. Так что, быстро освободившись, я тут же рванул к Никифору. Прямая дорога к нему для меня закрыта, пришлось пробираться через холм, где у меня камера стоит, я тебе рассказывал. Но зато оттуда, когда захотел немного сориентироваться в обстановке, я как раз успел ухватить момент, как Просветов лично приехал к Никифору с парадного входа и как Тимур начал по охране палить. Тут уж сразу стало понятно, что дело не только в тебе, а что вообще коса на камень нашла. Ну и рванул я вниз, поскольку все равно уже собирался это сделать. Только не думал не гадал, что придется с Никифоровой бандой плечом к плечу воевать. В какой-то момент даже мелькнула гаденькая мыслишка: а не перестрелять ли их тоже, всех троих, под шумок, пока они так доверчиво подставляют мне свои спины? Тогда бы ты точно разом избавилась от всех связанных с Никифором проблем. Но извини, я оказался неспособен на такой поступок. От одной этой мысли и то сразу стало тошно.
— И слава богу! — выдохнула Маша. Хотя и не сомневалась в том, что проблемы у нее теперь будут сразу, как только Никифор немного поправится, и нешуточные. Но не такой ценой избавляться от них! Нет! Она ведь и сама сегодня вступилась за Ворота, не смогла иначе. — Господи! — выдохнула она, вдруг все вспомнив и осознав. — А я ведь сегодня человека убила!
— Машка, ты его не убила, а только ранила. Убил его я. Но если на то пошло, то я ведь тебя предупреждал, чтобы ты во все это вообще не совалась! — напомнил ей Глеб, тем не менее делая попытку обнять ее, чтобы успокоить. Но тут же убрал от нее руки: — Вон они, едут. Показались из-за поворота.
Когда раненых перегрузили из машины на носилки, Налима сразу куда-то увезли, а вот Никифор попросил у врача разрешения задержаться и принялся отдавать своим подручным последние распоряжения, те, что еще не успел отдать по пути. Глеб же решил уехать: все, что держало его здесь до сих пор, — это Маша, которую он теперь вынужден был передать на попечение Вороту и Керубино. И он, кивнув ей на прощание, уже развернулся к двери, когда Никифор, спохватившись, позвал его:
— Вакантов! Подожди! Подойди-ка поближе!
— Слушаю вас. — Глеб не стал отказывать в просьбе пожилому раненому человеку.
— Хотел тебе сказать… я отменяю охоту на тебя. Если нет других врагов, то с этого дня можешь ходить, не оглядываясь.
— Спасибо. Я и так не слишком озирался.
— Не сомневаюсь. — Никифор криво усмехнулся. — Орел! Но… этого мало, так как с сегодняшнего дня я твой должник. А я не люблю оставаться должен. Так что… баш на баш. Чего ты хочешь взамен за сегодняшнюю услугу?
— Я не оказывал вам услуг, я Машку пытался защитить.
— Знаю. Но все же, раз так совпало.
— Ну, так обещайте мне тогда ее отпустить, сразу, как только она сама этого захочет, и будем квиты. Потому что я-то ведь знаю, как вы умеете расправляться… то есть расставаться, — намеренно оговорился Глеб, — со своими женщинами.
— Так между вами все-таки что-то было?! — забыв про все свои недуги, Никифор приподнял голову от подушки и впился глазами Глебу в лицо.
— Было, — ответил вдруг он. И не успел еще никто среагировать на его слова, как он добавил: — Одиннадцать лет совместной учебы. В одном классе, и день за днем. Я ее еще с косичками помню, так что не могу оставаться сейчас в стороне.
— Хорошо. — Никифор уронил голову обратно. — Я дам тебе такое обещание, но с одним условием… — Он посмотрел на Машу, на Глеба. — А оно такое: если она надумает вдруг уйти от меня, то пусть это будет к кому угодно, но только чтобы не к тебе. Ты принимаешь его?
Глеб задержался с ответом всего на миг. Наверное, только Маша и могла это заметить, потому что понимала, что сейчас должно было твориться у него в душе. И кивнул:
— Принимаю.
— Вот и ладненько. — Никифор едва заметно улыбнулся. — Тогда я клянусь. Ворот! Керубино! Вы это слышали.
— Спасибо, — ответил Глеб. И, не прощаясь, вышел.
Маше очень хотелось кинуться ему вслед. Обогнать и крикнуть в лицо: «Да что же ты натворил?! Если без тебя, то зачем мне вообще нужна такая свобода?!», но тут Никифора куда-то все-таки повезли, и она присоединилась к сопровождавшим его подручным. Однако ненадолго: вскоре двери кабинета закрылись перед ними, впустив внутрь только больного и персонал. Всем, кто не входил в их число, оставалось либо уйти, либо ждать в приемном.