Опасный цветок

Адвокат оборвал себя на полуслове и растерянно посмотрел на меня. Видимо, он столкнулся с дилеммой, которую был не в силах разрешить.

– Скажите, Георгий Дмитриевич, Шальновский курил? – спросила я, неожиданно вспомнив о найденной в квартире Камиллы зажигалке. Арсентьев недоуменно посмотрел на меня.

– Нет, насколько я понял, – неуверенно ответил он. – Сигарет не просил, да и вообще не был похож на курильщика. Как, впрочем, и на насильника. Он, кстати, произвел на меня очень даже неплохое впечатление.

– Вот как? – язвительно отозвалась я.

– Понимаю вашу иронию, – живо отозвался Арсентьев. – И тем не менее это так. И дело вовсе не в том, что Шальновский был моим клиентом. Он показался мне очень добрым парнем, только каким-то потерянным, что ли. Постоянно спрашивал о Веронике, беспокоился о ее самочувствии. Казалось, его это волнует гораздо больше, чем исход дела. Да и на выпивоху он не походил, а уж на запойного алкаша и подавно.

Последнее заявление заставило меня задуматься. Как-то не очень оно вязалось с тем, что рассказывала мне моя клиентка. Елизавета Ковалькова уверяла, что муж Камиллы являлся домой пьяным, частенько поднимал на жену руку и вообще вел себя, мягко говоря, не по-джентльменски. Видимо, Арсентьев все-таки лукавил, возможно, не отдавая себе в этом отчета, и его лояльность к Шальновскому объясняется именно адвокатской миссией.

– Что ж, благодарю вас за помощь, – я с вежливой улыбкой поднялась со стула. Арсентьев тотчас вскочил.

– А может быть, мы с вами могли бы…

– Что? – спросила я, вздернув подбородок, с видом особы королевских кровей. Конечно, я отлично понимала, что сейчас должно последовать робкое приглашение на свидание. Подобное времяпрепровождение не входило в мои планы, к тому же я не собиралась переводить отношения с перспективным адвокатом в романтическую плоскость.

– Ну… – видимо, уловив мой настрой, Арсентьев замялся, и я, воспользовавшись его замешательством, направилась к двери. Чуть помедлив у порога, я скороговоркой произнесла:

– Георгий Дмитриевич, еще раз благодарю вас за помощь. А если вам, в свою очередь, понадобится моя помощь в профессиональном плане, обращайтесь без стеснения.

Предложение о профессиональной помощи я выделила особой интонацией, недвусмысленно давая понять, что обращаться ко мне с иными просьбами бесполезно. Арсентьев, понурившись, изобразил улыбку и кивнул, пробормотав:

– Спасибо.

Я ободряюще улыбнулась на прощание и поспешно вышла из неуютного помещения, громко именуемого офисом.

Очутившись в машине, я тщательно разгладила на коленях льняную юбку и самодовольно улыбнулась, взглянув на себя в зеркальце. Феминизм поднял серьезную тему защиты прав женщин и борьбы с неравенством, и его достижениями пользуюсь и я, имея возможность работать. При этом любой девушке приятно ловить на себе восхищенные взгляды мужчин как дополнительное подтверждение своей привлекательности. Модельное платье-сафари сделало свое дело, а еще мои роскошные светлые волосы, зеленые глаза и стройная фигура с ногами от ушей. Так что реакция Арсентьева на мое появление была вполне естественна.

Я вновь принялась колесить по кривым закоулкам, полностью сосредоточившись на управлении автомобилем. И лишь когда мне наконец удалось вырулить на магистраль, ведущую в центр города, мои мысли вернулись непосредственно к расследованию. Послушать Арсентьева, так Сергей Шальновский был чуть ли не воплощением всех мужских добродетелей. И добрый-то он, и заботливый, и думал прежде всего не о себе, а о любимой женщине. При этом адвокат как-то упускал из виду, что эта самая любимая женщина забеременела от мужчины, состоявшего в законном браке с другой. Наряду с этим Арсентьев выставлял в крайне невыгодном свете саму жертву, то есть Камиллу. Вспомнив, как именно Арсентьев описывал свою встречу с Камиллой Шальновской, я слегка заколебалась. Адвокат утверждал, что она отзывалась о Сергее издевательским тоном и при этом смеялась. Не спорю, странное поведение для жертвы насилия. Но меня при этом не было, и я не слышала этого смеха. Каким он был? Мне хорошо известно, что у человека, пережившего сильное потрясение, защитная реакция проявляется именно в виде смеха, только отнюдь не веселого. Порой это по-настоящему страшное зрелище – смеющийся от безысходности человек.

Кроме того, Арсентьев так же нелестно отзывался и о Веронике Гаврютиной, стоявшей, если можно так выразиться, по другую сторону баррикад. В его изложении обе женщины проявили себя хуже некуда – одна не так, другая не эдак. Подлая Камилла и глупая Вероника, один Шальновский кругом хороший. Ох уж эта мужская солидарность!