— Я не собираюсь проводить здесь семь месяцев, в течение которых отец будет меня взвешивать каждые десять минут, а мать рассказывать о родах у гончих.
— Он не будет тебя взвешивать… — Под гневным взглядом Дианы Себастьян замолчал. — Кроме того, Генри может при необходимости дать консультацию, — все же закончил он.
— Я не собираюсь пользоваться медицинскими советами брата.
— Но он же старше тебя.
— На одиннадцать месяцев.
— Но они любят тебя. И ты их любишь!
Себастьян взглянул на нее с удивлением.
— Разумеется, я люблю их, но это не значит, что я хочу с ними жить. Я взрослая женщина, и у меня два собственных дома. И если мой муж уезжает от меня, мне придется выбирать собственный способ, как жить.
— Ты ведешь себя неразумно.
Диана знала, что если мужчина обвиняет женщину в неразумном поведении, спорить дальше бесполезно. Даже совместные аргументы самых великих философов и ученых не заставят их изменить точку зрения.
— Поезжай, — скала она, указывая на дверь. — Поезжай в Нортумберленд. И не беспокойся обо мне. Я побуду здесь недолго, а потом решу, как поступить. Я сообщу тебе, где я остановлюсь.
— Ты будешь осторожной?
— Если это тебя так заботит, почему ты не останешься или не возьмешь меня с собой?
— Без меня тебе будет лучше.
Себастьян отвернулся.
«Оставь надежду всяк сюда входящий».
Когда Себастьян впервые приехал в Сэкстон-Айверли из Винчестера, где познакомился с творчеством Данте, он понял, что итальянский поэт озвучил его страх. Эти слова можно также было вырезать на фризе гигантского портика.
В течение нескольких недель он получал из Нортумберленда все более настойчивые письма с требованиями вернуться. Он не обращал на них внимания. Но теперь оправдывать свое отсутствие он больше не мог.
Несколько дней в Уоллоп-Холле он был счастлив. Он считал себя чертовски умным, изучил все, что можно было изучить, о протекании беременности у жены и наблюдал за ней. Не только потому, что обещал это Минерве и мистеру Монтроузу, но и потому, что просто был хорошим мужем.
Что он знает теперь? Его опыт не мог подсказать, как сделать женщину счастливой. Диана не хочет видеть его в качестве мужа, да и никогда не хотела. Он также видит, что она в нем не нуждается.
Когда он выехал из Уоллоп-Холла, он почувствовал холод, но вовсе не из-за морозного воздуха. По сравнению с теплотой и уютом дома Монтроузов огромный каменный дом Айверли казался ему еще более, чем прежде, частью ада, самой холодной его частью. Его привезли туда в шестилетнем возрасте, и несколько последних лет он горел желанием вырваться оттуда. Теперь пришло время покориться судьбе.
— Ты уверена, что это будет мудрым поступком? — При разговоре бакенбарды мистера Монтроуза колыхались. — Себастьян сказал, ты собираешься вскоре последовать за ним на север.
Это была выдумка, которой они с Себастьяном воспользовались для разговора с родителями, поскольку те были очень удивлены быстрым отъездом зятя.
— Это было вчера. А сегодня уже наступило «вскоре».
— Не понимаю. Что за срочность, если у него нет времени тебя сопровождать?
— Я уже объясняла, что поеду короткими отрезками, а Шанталь присмотрит за мной. Я найму сопровождающего в Шрусбери, поэтому у тебя нет ни малейшей причины для беспокойства.
— Уильям, оставь ее в покое, — сказала его супруга. — Она беременна, а не на смертном одре. Если, женщина в положении, это не значит, что с нее нужно пылинки сдувать.
Мать Дианы восприняла новость о беременности дочери довольным смешком и тут же вывалила массу информации о беременности лошадей.
— Женщина принадлежит мужу, а не родителям, — высказала она мнение, которое едва не заставило Диану поменять решение и вместо Нортумберленда отправиться в Лондон.
Но, поразмыслив, она согласилась с матерью, и они с Шантадь сели в карету, почти не взяв с собой багажа, кроме всех шуб, которые были с ними, и в тумане конца декабря тронулись в сторону морозного севера.
Диана не хотела, чтобы Себастьян избегал ее до конца беременности, а может быть, и после. Если они хотят, чтобы из их брака, который начался при сложных обстоятельствах, что-то получилось, они должны жить в одном доме.
Серые тучи неслись по небу, как волны океана в шторм, когда карета миновала въездные ворота и оказалась на широкой дороге, вдоль которой не росло ни деревца. Диана, не испугавшись холода, выглянула в окно. И если у нее перехватило Дыхание не из-за сильного ледяного ветра, дувшего с Северного моря, то уж точно от первою же взгляда на ее новый приют. Такого огромного здания она в жизни не видела. Герцогский дворец в Мэндевилле показался бы карликом на фоне Сэкстон-Айверли.
Высокий центральный блок с массивным фронтоном и колоннадой доминировал над крыльями, которые напоминали крылья не только в архитектурном значений этого слова. Дом был похож на исполинского стервятника: темного, зловещего и готового камнем обрушиться на жертву.